Сергей Зверев - Разборки дезертиров

Тихий стон повторился. О звуках, издаваемых лесом, речь, похоже, не шла. Равно как о коллективной галлюцинации.

– Может, посмотрим? – предложила Маша, переводя дыхание. – Имеется опасение, господа военные прокуроры, что вы кого-то недострелили.

Мы столпились на краю оврага. Взорам изумленной публики предстала душещипательная картина. Волосы дыбом. Замогильный, скребущий по нервам стон, шевелились ветви, наваленные на мертвые тела, чья-то скрюченная кисть безвольно упала на землю, мертвое лицо оборотилось к небу, и под ногами образовалось шевеление. Выполз человек с кровавым пятном на груди, слепо шарил глазами, пытался подтянуться. Физиономия перекошена. Перед нами был «грибник» – водитель замыкающего автомобиля, обретший тихое счастье воскресшего мертвеца.

– Факт, недострелили, – выдохнул Балабанюк, вскидывая автомат.

– Подожди, – поморщился я, отводя оружие. – Расстреливать два раза уставы не велят. Не мужское это дело.

– Не по-товарищески, – поддакнул Аристов.

– Статьи не помню, – каркнул Булдыгин. – Убийство в состоянии аффекта…

– Ты о ком? – не понял Ленька.

– А здесь и правда загадочная земля, – пролепетала остолбеневшая Маша. – Мертвые воскресают… Постойте, Михаил, – всполошилась девица, – вы хотите его оттуда извлечь? А вы поинтересовались мнением коллектива?

Мнение коллектива было жирно отпечатано на пугливых физиономиях. Я не знаю, что преобладало в умах – паническая боязнь возвращенцев с того света или нежелание находиться в компании с врагом, но надоумь меня в этот момент провести тайное голосование, и все пятеро проголосовали бы за сохранение статус-кво. То есть за пулю. И чем скорее, тем лучше, поскольку раненный в грудь человек, со скрипом дыша, вращая мутными глазами, уже полз по склону…

Мы вынесли его на сухой мох и положили чью-то сумку под голову. Он пытался приподняться, скреб ногтями. Обозрел нас мутным взглядом. Кадык ходил ходуном, бледное лицо напряглось, страшноватая гримаса, похожая на ухмылку, обосновалась на трясущихся губах.

– Перевяжите меня… – прошептал «грибник». – Подохну же, на хрен…

– Мы бы с радостью, приятель, – брезгливо склонился над ним Аристов, – но в аптечке остался, уж не обессудь, один стафилококк.

– Вы хотели сказать, стрихнин? – удивилась Маша.

– В машине есть аптечка… В моей машине… Под водительским сиденьем… Там бинты, спирт, обезбо… – Договорить не удалось, приступ боли выгнул раненого, сломался ноготь, впившийся в ветку. Марию передернуло. Жирная испарина затопила лицо раненого.

– Хорошо, мы перевяжем тебя, дружок, – ласково сказал я. – Но мы не Красный Крест, и подарственному милосердию не обучены.

– А есть такое слово – «подарственное»? – усомнился Булдыгин.

– А посторонних прошу выйти, – огрызнулся я. – Не откажи в любезности, дружок, пообещай, что дашь толковый совет, как проехать Радыгинское ущелье, не привлекая внимания. Только в этом случае – повторяю, ТОЛЬКО В ЭТОМ – мы облегчим твои страдания, хотя в любом случае должен огорчить – ты поедешь с нами. Поэтому шансы на твое исцеление прямо пропорциональны твоей же искренности. Заключаем взаимовыгодный гешефт, дружок?

– Хорошо… – прошептал несчастный, закатывая глаза.

Тащиться за медикаментами опять пришлось мне. Грузовик, когда-то замыкавший колонну, стоял в зарослях калины, другой упирался ему в борт. Пришлось спуститься в овраг, пробиться через растительность, повозиться в корнях, плетущихся по откосу, и только после этого вскарабкаться на водительское место. Перегнувшись через трансмиссию, я поднял тяжелое сиденье, ящик под которым был удачно приспособлен под багажный отсек, и запоздало сообразил, что аптечка-то как раз под водителем! Чертыхнувшись, я собрался опустить тяжелую штуковину, но тут внимание привлек предмет, завернутый в упаковочную бумагу. Размером с толстую книгу, похожий на бандероль, он лежал в компании ящика с инструментом, мотка проволоки и емкости с машинной смазкой. Я зацепил его двумя пальцами, извлек на свет. Упаковка легкая – меньше килограмма. Сгибалась посередине – и вдоль, и поперек. Исполнившись неясных предчувствий, я ногтем оторвал приклеенный уголок и развернул сверток.

Великолепие стодолларовых Франклинов ударило в глаза, я уронил их на колени, ослепленный…

Нашему поколению настойчиво внушали в детстве, что деньги – необходимое зло. Их нельзя любить, за ними нельзя гоняться. Но я никогда не понимал, как зло может быть необходимым. Поганенькая дрожь пробежала по телу, холодновато как-то стало. Ни одной приличной мысли о причине происхождения Франклинов. Какая разница? Расчет за доставленную в точку «А» продукцию, «инкассация», сбор средств на нужды преступного сообщества…