Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Бэзил отхлебнул зеленого чая из чашечки. Поперхнулся и ощутил то же, что случалось в детстве, когда не успевал сжать губы, ныряя в Сунгари: выгребаешь наверх и чихаешь, и кашляешь, и хватаешь воздух, барахтаясь, а ребята смеют­ся.

Поезд, плавно подрагивая на стыках, будто по рельсам из мнущегося металла катил вдоль затопленных фиолетовых чеков. Ломаясь на дамбах, пролегла лунная дорожка, ущерб­ная от щетинок рисовой рассады.

Сосед по купе, японец, которого за минуту-две до отправ­ления доставили две девушки в вечерних платьях «веселого квартала» Патпонг, приоткрыв ротик, похрапывал, причмо­кивал, постанывал, подобрав ножки к животику. Проводник, разволновавшийся в ожидании возможного протеста Бэзи­ла, с повышенным вниманием следил за состоянием подан­ного чайника — горяч ли, хороша заварка?

Японец, приоткрыв глаза, в порядке извинения бормотнул:

— Бумажные цветы. Измазанные краской губы... Ничего настоящего. Следует убить собаку, чтобы умиротворить хо­зяина... Я уже сплю.

Из кармана кремового пиджака торчала обложка журнала с фотографией истребителя-бомбардировщика «Тайгер-шарк» и надписью — «Достаточно сильный, чтобы победить, достаточно грозный, чтобы сдерживать. Его наличие — са­мовыражение национальной воли».

Бэзил задремал, а потом его разбудил вой «самовырази­теля национальной воли», может, похуже классом, уже унес­шегося в ночном небе километров за триста от поезда. По реакции на самолеты десять лет назад в Ханое распознавались новички. Старожилы ухом не вели, когда ревело в небе. Стоило суетиться, если звук, словно хвост, подтягивался только после «американца»?

Сосед успел каким-то образом бесшумно раздеться и за­браться в стеганный мелким квадратом спальный мешок- сумочку. Костюмчик висел аккуратно на складной вешалке, покачиваясь в такт мотанию вагона.

Сон ушел, и Бэзил уставился в ночь за окном...

Когда он подарил Рите последнюю книгу, писавшуюся с перерывами, трудно и удачно, она сказала, взглянув на об­ложку с цветной фотографией:

— Тебе не приходило на ум, что писать о Востоке, впиты­вать его цивилизацию похоже на... кражу чужого наследства? Ты ведь плохо пишешь, ничего не добавляешь от себя. Гля­дишь и пишешь: один верблюд идет, второй... ослик проры­сил... Тамошние люди скопили за тысячелетия столько всего необыкновенного, когда наши предки едва сплели первый лапоть и едва нацарапали первую строчку на бересте...

Обычно Рита никак не называла его. Разница в возрасте составляла двадцать лет. Только на людях — по имени-отче­ству. Книжку они отметили в ресторане «Русь» за кольцевой дорогой. В канун отъезда в Таллинн. Билеты лежали в ее сумочке, чтобы, как она сказала, вещественно уведомить му­жа, что едет с подругой.

Бэзил отшутился:

— Первая строчка, написанная обувавшимися по тог­дашней моде прародителями, символизировала конец глас­ности в их общинной жизни. Раньше гонцы выслушивали, запоминали и передавали наизусть заученные слова вож­дей... А потом относили письма, не зная их содержания. На нашей половине евроазиатского континента письменность освоили довольно поздно, потому документов и скопилось меньше. Там — больше во много раз. Зато они там раньше нас покрыли все мраком таинственности и неизвестности, предав это все молчаливой безгласной бумаге... Вот я и пишу о Дальнем Востоке, раскрываю глаза на тайны, скрытые иероглифами и прочим... Такая уж у меня судьба.

— Твоя судьба — я, — было сказано в ответ за неделю до расставания.

Банальная история о наивных, никак не старящихся бро­дягах: он родился слишком рано, она — слишком поздно. Ничего не объясняющие слова, которые, однако, вызывают чесотку на душе. Но почему последняя любовь, если это любовь, а не суета перед закрытием ворот, так сильно болит? Потому что ближе к закрытию ворот?

Бэзил потянулся к Походной сумке, вытянул пенал с ле­карствами — таблетки новокаина от болотной лихорадки, витамин, дающий коже запах, отпугивающий москитов, тет­рациклин, пластырь, бинты, йод... Снотворного не находи­лось. Может, в чемодане? На несколько дней брать его не хотелось, остался у знакомого заполошенного атташе в по­сольстве.

Перед отъездом в секретариате ему передали там теле­грамму от шефа из Москвы: «Материал получили стоп удив­ляюсь молчанию раньше стоп поездку север разрешаю стоп коснитесь усилий выступающих крпг дрык диалогов стоп приветом».

— Кэ-рэ-пэ-гэ, а также, конечно, самое главное дэ-рэ и в особенности ык, — сказал Бэзил себе.