Старик смотрел на густую воду. Давно не стоял такой штиль.
Духота обволакивала грудь и живот подобно распаренному полотенцу, в которое заворачивают клиентов в банях на острове Фукет. Клочок суши, соединенный с материковым Таиландом мостом, представлялся Нюану средоточием праздной и порочной жизни, которой предавались такие, как Цзо, люди, окруженные ореолом больших денег и солидных связей. И если один из таких людей предлагает Нюану компаньонство, значит, речь идет о деле, где ни деньги, ни связи не срабатывают. Речь, выходит, идет о преступлении такого масштаба, которое не покрывают, а может, и порицают, и большие деньги, и большая власть. Наверху, старик это представлял, правила игры намного жестче.
— Конфуций еще говорил, брат Цзо, что человеческая натура есть смешение добрых и злых побуждений. Добрые внушаются небом, плохие исходят от человека, охваченного страстями и не желающего поступиться эгоизмом в пользу заложенной в нем от рождения нравственной чистоте.
— И все же, как заключал учитель, человеческая натура в принципе совершенна!
Цзо, похохатывая, глотком допил второй стакан. Блюдечко с сухой папайей матрос менял в третий раз.
Майкл Цзо кивнул. Мокены прыгали на борт «Морского цыгана».
Абдуллах, заискивая, принес старику термос со свежим кипятком. Нюан не замечал малайца. Лицо замкнулось.
Дорогой «товар», изъятый из тайников и пачками сложенный в пластиковый мешок с грузилом, плеснул за бортом. Куплено, оплачено, и владелец вправе распоряжаться им по усмотрению. Как и пустой бутылкой из-под виски «Мекхонг», булькнувшей следом.
Цзо протянул пачку банкнот. Рука не дрожала, выпитое не подействовало. Влажный ротик все еще жевал, теперь — кусочки шоколада, наломанные матросом от плитки.
Кто-то нажал на большой палец его ноги, когда старик вернулся на борт «Морского цыгана». Скосив глаза, различил жену рулевого.
— Хозяин, — шепнула женщина, — муж говорит, что ему понравилась сказка, которую ты рассказал малайцу. Про По Куньи, который только и мог оторвать крыло у цикады. Красный, говорит муж, может повторить это. Муж говорит, хозяин, что Абдуллах знал об этой встрече. Абдуллах хвастался ему: становись на первую вахту, второй для меня не будет. Муж думал, что малаец, как всегда, подшучивает над ним...
— Красный! Эй, Красный! — крикнул Нюан на чужой борт и, не дождавшись ответа, снова полез туда.
Мокены ставили паруса на своих джонках. Предчувствовали ветер. На востоке заметно желтело. Море тоже светлело, обретая зеленоватый оттенок. И, словно в далекой молодости, хозяина «Морского цыгана» охватило нетерпение: быстрее, солнце! На мгновение показалось, что вместо предрассветного моря перед ним изумрудные чеки с рисовой рассадой, каналы и протоки, вспухающие в одном дыхании с Меконгом, вместе с подпирающим течение великой реки океанским приливом. Голуби и чайки, утки и болотные выпи над дельтой, тяжелый галоп буйволов, вспугнутых подвесным мотором плоскодонки... Разбросанные по полям могилы предков, похожие на осевшие в трясину цементные сампаны без мачт, на корме которых часовни заменяют ходовые рубки... Родная земля, незабываемая дельта, страна отцов, куда ему, изгнаннику, не вернуться. Старик ощутил прилив ярости.
Он спрыгнул в кокпит катера. Матрос в белой робе преградил путь. Второй, ухватистый и угрюмый, подняв крышку моторной выгородки, возился с проводкой от аккумуляторов. Через дверь каюты хозяин «Морского цыгана» увидел Цзо и Красного, вглядывавшихся в экран телевизора. С видеомагнитофона шла пленка — в лицо, со спины и в профиль показывался расхаживающий человек. Он расхаживал среди оборванцев, которые слушали, сведя брови, как это делают крестьяне, пытаясь сосредоточиться. Крестьяне были таиландцы, и они вопреки тому, что впитывалось веками в кровь и плоть, ни разу не улыбнулись.
— Запомните главное, — походку, — говорил Цзо. Свисающая из-под воротничка гуаяберы модель замка почти купалась в стакане с виски, поставленном на ковер. Цзо полулежал, нажимая на клавиши управления видеомагнитофоном. — По походке вы выявите его в любой толкучке. И постарайтесь, пока не встретитесь с типом, не воспроизводить его лицо в памяти. Простейшее правило мневмонии предписывает запоминаемое лицо забыть на время его отсутствия. Любая попытка вспомнить это лицо, что называется, вообще, просто так может разрушить образ...
— Оружие?
— Я хотел бы, чтобы оно подбиралось в соответствии с задачей, дорогой господин Йот, а также вашими психологическими особенностями, физическими данными, конкретной обстановкой на пути к линии огня и на самой позиции. Мы должны отдавать себе отчет в том, что требуется от цели — тяжелое ранение, контузия или смерть.
Читать дальше