Юрий Гаврюченков - Золото шаманов

Тиская в кармане рукоять конфискованного у пилота «макарова», я прошёл по гулким комнатам краеведческого музея, чем-то напоминавшим теперь мрачную пещеру. Воздухом, наверное. Или… флюидами? Какие-то странные вибрации присутствовали в атмосфере залов – что-то тёмное, злое, с чем мы впервые столкнулись в пещере.

Только теперь оноосвободилось .

Андрей Николаевич возился в дальней комнате, доводя до ума экспозицию. Он старался: ведь Проскурин его не убил и не съел заживо, а дело есть дело – к прибытию комиссии вверенный объект должен блистать. Тихий, невероятно запутавшийся учитель истории…

А мы пришли, чтобы запутать его ещё больше.

– Андрей Николаевич, – пол скрипел как оглашённый и не заметить нашего появления было невозможно, но Лепяго повернулся только когда я обратился к нему. Глаза у него были пустые и бездонные, лишь в бесконечной глубине их плескался страх.

– Вы живы, Илья Игоревич, – бесцветным голосом произнёс он. То ли спросил, то ли констатировал. Взгляд медленно переполз на Славу. – И вы тоже. Странно…

– Странно, – согласился я, жестом останавливая готового вмешаться корефана. – Ещё более странно, что мы появились вскоре после вашего приезда. И уж совсем необычно, вы даже не поверите, но мы перенеслись сюда по воздуху.

– Я верю, – пробормотал директор, не заметив иронии. – Я такого насмотрелся, что всему верю. Иудеи просили Христа, яви нам чудо, а он не хотел и, надо сказать, напрасно. Наглядная демонстрация – вот лучшее подтверждение чего угодно. Я раньше не верил в чудеса, а вы, Илья Игоревич?

– Где рыжьё? – бесцеремонно влез Слава, которому надоело слушать бредни директора.

– Что-что? – забеспокоился за экспонаты Лепяго. – Монеты лежат в зале, другого золота у меня нет. Хочу вас предупредить, что коллекция неприкосновенна. Она представляет личную собственность Феликса Романовича и охраняется… им.

Странная улыбочка, промелькнувшая на лице Андрея Николаевича, неприятно поразила меня. Было в ней что-то зловещее, какая-то уверенность во всемогуществе покровителя. Директор не боялся, что мы ограбим музей. Он знал, что украденное обязательно вернётся, и предупреждал нас об этом. «Наглядная демонстрация – лучшее подтверждение». Чего?

– А где Феликс Романович?

– Он уехал к горе.

– Золотые ворота́ ещё там? – вмешался Слава.

– Наверное, – вздрогнул Андрей Николаевич. – По крайней мере, мне неизвестно, чтобы их привозили в Усть-Марью. Если бы их всё-таки привезли в Усть-Марью, то доставили бы прямиком в музей.

Речь Лепяго всё ускорялась, словно он, заговорившись, старался забыть о кошмаре, преследовавшем его.

– Значит, «хозяин» забирать их поехал, – рассудил Слава. – Как давно?

Я заметил как при упоминании о Проскурине глаза директора наполняются смятением и страхом. Он замолчал. Меня вдруг осенило.

– Зачем Феликс Романович туда поехал?

Лепяго оставался нем, но я почувствовал, что он вот-вот заплачет – так велико было напряжение, которым он сдерживал себя.

– Зачем Проскурин туда поехал? – я тряс за плечи директора, голова его моталась, изо рта выскользнула прозрачная нитка слюны. – Зачем? Зачем?!

Андрей Николаевич вцепился в мою одежду, лицо исказилось в мучительной гримасе. И тут его словно прорвало. Признание хлынуло потоком и было таково, что даже Слава остолбенел.

Лепяго рассказал, как его привезли на машине в Усть-Марью, как Проскурин принял его и заставил до мельчайших деталей вспомнить раскопки и адский обряд в пещере с красным туманом. Он сообщил Лепяго, что это была не галлюцинация и не сон. Харги сделали его своим поверенным, потому что в его роду имелись эвенкские шаманы, а теперь и он стал таким же. Демоны не убили, хотя и расчленяли его. Кабарга улучшила тело, выкинув ненужные мышцы и сообщив остальным новые свойства, медведь дал силу, а росомаха – своё естество. Проскурин сказал, что он не один такой ходит по земле, есть и другие, и что их немало. Став шаманом, он обрёл возможность общаться с богами и в доказательство приоткрыл директору завесу, отделяющую мир людей от мира духов. Длилось это секунду-полторы, но впечатление произвело неизгладимое. «Мир духов» не был чем-то отдельным, он существовал одновременно с привычным нам миром, но не параллельно, а как бы в одной с ним точке. Лепяго увидел на миг неописуемые красные существа вместо знакомых предметов, словно кто-то отдёрнул занавес, который тут же закрылся. Проскурин объяснил, что неподготовленный человек не может долго смотреть на мир духом, да это ему и ни к чему.