Дмитрий Щербаков - Беспощадная страсть

— Понял, шеф! — гаркнул Умник.

…К вечеру, когда все дела были благополучно завершены, Север оставил Умника в особняке — следить за процессом уничтожения чеченских трупов, а сам отправился домой, к Милке. Настроение у него было препоганейшее. Хотелось повеситься. Готовность Иры и остальных недавних пленниц к чему угодно, лишь бы вновь не оказаться среди бомжей, подействовала на Белова крайне удручающе. «Боже ты мой, в каком мире мы живем! — бормотал Север, покупая у ларечника две бутылки водки. — Что эти грязные сволочи сделали с нашей страной! До чего довели людей! Мразь!..»

Утром Север проснулся раньше Милы. Он закурил, посмотрел на тихонько спящую рядом жену и улыбнулся, вспоминая вчерашний вечер. Волна теплого чувства, физически ощутимой радости прошла по телу Белова. «Неужели все позади? — думал Север. — Неужели мы одолели этот кошмар, преследовавший нас все последние годы? Неужели Милка вылечилась?»

…Вчера, когда Север вернулся домой, ему было так плохо, так тяжело на душе, что он не удержался: рассказал Миле всю историю со «зверофермой». Белов чувствовал просто неудержимую потребность выговориться, поделиться своей болью с единственным близким ему человеком — женой. И стоило ему выпить водки, как слова сами неудержимо полились из него. Север говорил и говорил об этих несчастных девчонках, готовых лучше умереть на забугорной панели, чем снова голодать, бродяжничать, переносить изнасилования, побои… И Милка, выслушав мужа, была так счастлива, что он выручил бедолажных бомжих, что он поступил, как прежний Север — мужчина и рыцарь, а не бандит и фашист…

Потом они легли в постель. И на этот раз Север не насиловал жену, а любил по-настоящему — нежно и страстно. Однако он не отметил в ее глазах нимфоманскую муть, в движениях — грубую животную похоть, а в стонах — полное упоение собственной жертвенностью. И когда Мила кончила, Север понял: она сегодня освободилась от мучительного, болезненного желания, несмотря на то что муж не был жесток с ней, не унижал ее и не изображал из себя подонка, живое воплощение мирового зла…

«Неужели все позади? — думал Север. — Неужели я опять могу быть с нею самим собой, не играть роль отмороженного мерзавца, превосходящего по крутости всех известных ей бандитов? И ее больше не потянет в грязь? И проклятая болезнь больше не заставит ее трахаться разом с тремя-четырьмя настоящими подонками? Неужели ее нимфомания замкнулась, наконец, на мне? Неужели я добился своего и мы с Милкой теперь свободны? Господи, какое это было бы счастье!»

Он придавил сигарету в пепельнице, закурил новую. Опять посмотрел на Милу. Девушка спала, умиротворенно улыбаясь. И вдруг печально знакомая похотливая гримаска на миг исказила ее лицо. Север вздрогнул.

«А что, если прошедшая ночь — просто счастливое исключение? — подумал он. — Что, если, вернув себе прежнее духовное обличье, я и Милке верну ее прежние муки, ее нимфоманию? Я ведь этого не вынесу… Это ведь будет необратимо! Потому что я уже никогда не смогу предстать перед нею в виде монстра! Второй раз она не купится, не поверит мне! И тогда останется только убить ее и себя! Другого выхода не будет!»

Север вдруг почувствовал такой страх, что выскочил из постели. «А что, если я вчера все испортил? — металось в его мозгу. — Что, если Милка больше не верит в то, что я гнусный подонок, а ее нимфомания замкнулась на мне еще не окончательно? И снова разовьется в прежнем направлении?! Ой, дурак я, дурак! Слабак! Распустил спьяну сопли! Да как же ты мог, Белов, как ты мог? Так рисковать любимой женщиной! Господи, пронеси!»

…Проснувшись, Мила услышала, что Север возится на кухне. Совершенно счастливая, девушка вскочила и побежала к мужу.

— Доброе утро, Север, милый! — воскликнула она, лучезарно улыбаясь. Резкая пощечина мгновенно смела улыбку с ее лица.

— Чего оскалилась? — рявкнул Север. — Зубов, что ли, много? Гляди, повыбью!

— Север, ты что? — почти прорыдала Мила. — Ты же вчера…

— Вчера я разнюнился, молодость вспомнил! — грубо перебил Север. — Деньги на ветер выкинул! И какие деньги, черт меня дери! Идиот! Но больше ты ничего подобного не жди! Усекла, баба?

— Усекла… — вся разом поникла Мила. — Дурак ты, Белов…

— А это за дурака! — Север хлестнул ее ладонью по второй щеке. — Давай, готовь жрать. Выпить я выпил, опохмелился. Хочешь, опохмелись и ты, — как бы смилостивился он. — А после завтрака — в койку! И не вздумай кочевряжиться!