Жизнь немного скорректировала планы Данила. Приехав из Москвы и как следует осмотревшись, Дейнекин понял, что в городе уже имеется единая мощная бандитская структура, на которую работают все местные менты и воевать с которой куда опаснее, чем с ментами. Однако Данил быстро нашел свою нишу: сутенерство и торговля «живым товаром» — рабынями. Он сумел договориться с чеченами, находившимися тогда в жестокой конфронтации с Газаватом, о поставках им женщин для дальнейшей перепродажи. К тому моменту Дейнекин уже укомплектовал свою команду пятьюдесятью бойцами и подмял под себя всех профессиональных шлюх города. Он нашел и общий язык с Львивченко, обойденным милостями Газавата. И нарек себя романтической кличкой «Корвет» — в память о своей службе в морской пехоте…
Север подошел к двери своей квартиры — той самой, где ждала его Мила, — и обессиленно прислонился к соседней стене. Ему предстояла встреча с любимой женщиной — встреча после почти двухдневной разлуки, смертельного риска и изматывающей интеллектуальной игры с умным, беспощадным противником. Как хотелось Северу сейчас, когда все позади по крайней мере на сегодня, прижать Милку к груди, зарыться лицом в ее волосы и сказать: «Боже мой, как я устал, любимая! Как соскучился!»
Много чего они могли бы сказать друг другу… Если бы были нормальной семьей.
Север вздохнул. Они с Милкой — не нормальная семья, и нечего растравлять себя. А кроме того, будь они нормальной семьей, подобной ситуации — со смертельным риском, стрельбой, беготней по зловонным канализационным сетям, внедрением в омерзительную банду торговцев людьми — просто не возникло бы. Не нужна бы она была, подобная ситуация…
Север еще раз вздохнул. Надо собираться с духом. Надо снова быть сильным, жестоким, непримиримым… Надо.
Север позвонил. Едва открыв дверь, Милка бросилась ему на шею.
— Родной мой! Где ты был? Я едва дождалась, я чуть не умерла, пока ждала!..
— Заткнись. — Север поймал предплечья девушки и брезгливо оттолкнул ее от себя. — Работал я, — добавил он с кривой усмешкой.
Мила замерла, прижав правую ладонь к груди, словно громом пораженная. Она постоянно напоминала себе, каков он, новый Север, постоянно одергивала себя: «Осторожно, осторожно с ним, будь аккуратна, не раздражай, не зли» — и все же каждый раз столбенела после очередной его выходки.
— Ждала, значит? — продолжал Север. — Видать, манда у тебя чешется, терпежу нет? Ну что ж, идем.
— Север… — только и успела охнуть Мила.
Белов грубо сгреб ее, оттащил в комнату, швырнул на кровать. Девушка лишь стонала — затравленно и страстно.
…Завершив «любовь», Север откинулся на спину, закурил и словно задумался. Он молчал.
— Дай и мне сигарету, — попросила Мила, едва отдышавшись.
— Обойдешься. Возьми сама, — бросил Север лениво.
Мила перелезла через мужа, закурила, села на постели.
— Может, все же расскажешь… что нас ждет дальше? — робко попросила она.
— Расскажу, конечно, — отозвался он досадливо. — Куда ж ты денешься, узнаешь… Не пускать же тебя, дуру, вслепую на минное поле. Сама гробанешься и меня следом потянешь… Так что все узнаешь. Но сперва сготовь пожрать мужику. Совсем мышей не ловишь…
— Ой, да! — воскликнула Мила виновато. — Какая же я идиотка!..
— И за водкой сходи, — распорядился Север. — Расслабляться буду.
После ужина, прошедшего в молчании, Белов откупорил водку, налил себе, плеснул жене. Выпили.
— Слушай и не перебивай без дела, — начал Север. — Я внедрился в банду Корвета — ты уже знаешь, кто это такой. По легенде я налетчик-одиночка. Моя кличка Сатир, запомни. Тебя я представил своей сестрой-близняшкой и любовницей. Вариант старый, как тогда, когда ты выступала в роли проститутки Астры, помнишь? А теперь назовем тебя… ну, скажем, Гюрза.
— Почему Гюрза? — удивилась Мила.
— Да потому что кровь у тебя черная, змеиная, — хмыкнул Север. — Кровь предательницы.
— Я тебя никогда не предавала… — прошептала Мила пришибленно.
— Ты меня всегда предавала в самом главном — в любви. А все остальное, вся наша жизнь вот такая — лишь следствие этого главного предательства. Так что не возникай.
— Я не возникаю…
— Ладно, все это сопли. Короче, будешь Гюрзой, запомни.
— А почему сестра? Зачем это надо? Зачем изображать инцест? Противно…
— Зато блядовать тебе никогда не было противно!
— Было… — Мила потупилась. — Ты же знаешь, было…
— Заткнись! Я много чего знаю! — рявкнул Север. — Я знаю, что ты всегда была вроде подворотни, куда каждый заходит отлить! И тебе это нравилось, что бы ты там ни блеяла! Хватит! Ишь, инцест ей изображать противно! Сказал — будешь сестрой, значит, будешь!
Читать дальше