Алексей Рыбин - Трофейщик

— Я вас слушаю, — пропело низким бархатным голосом небесное создание.

— Антон, будь так любезен, принеси коньячку, пожалуйста. И посиди со мной.

— Неприятности у меня, Антоша, — продолжил он, когда молодой человек вкатил на сервировочном столике бутылку, две рюмки и тарелочку с шоколадными конфетами.

Вообще Лебедев уделял мелочам этикета и поведения людей особенное внимание, деля все человечество на людей приличных и жлобов, начиная оценку с того, как собеседник держит нож и вилку, как сморкается, вытирает салфеткой губы, как садится и встает со стула, — тысячи мелочей формировали мнение Лебедева о людях еще до того, как те успевали открыть рот и что-нибудь сказать или просто представиться. Он выгнал домработницу за то, что, вернувшись однажды вечером домой, обнаружил в мойке грязную посуду. Претензия его состояла не в том, что посуда не вымыта, — Наталья Павловна была дома, работала, до кухни просто руки не дошли. Лебедева не устроило то, что грязные тарелки лежали в раковине, а не рядом с ней, как он всегда требовал.

— Хороший коньяк, не правда ли? — Он посмотрел на Антона, боком сидящего на краю ванной с рюмкой в руке.

— Замечательный.

— Это французский, настоящий. Сто пятьдесят Долларов за бутылку.

— Очень хороший, — повторил Антон, допив рюмку и жуя конфету.

— Антоша, завтра утром сходи, пожалуйста, на рынок. У нас будут гости, пообедаем дома. Сами все с тобой приготовим, хорошо?

— Хорошо, с удовольствием.

— Устроим маленький праздник — я ведь обожаю готовить. Ни о чем не нужно думать, кроме того, что под руками. Это такое удовольствие… Дай, пожалуйста, сигарету… Спасибо. Это нужно делать только в состоянии полного душевного покоя, всего себя отдавать, тогда получится вкусно… Очень вкусно. — Он гладил рукой бедро Антона.

— Что покупать? — Антоша накрыл ладонью руку Лебедева.

— Утром решим. Устал я сегодня. Такая нервотрепка была…

Мастерская Юрани находилась совсем рядом с Ваниным домом — на улице Пушкинской. Огромный шестиэтажный грязно-серый дом под номером 10 уже несколько лет являлся прибежищем разномастных, разнокалиберных и разновеликих людей, либо занимающихся какой-либо формой творчества, либо существующих при тех и за счет тех, кто занимается. Квартиры дома служили мастерскими художникам, музыкантам, актерам, писателям, а также странным личностям, не являющимся ни теми, ни другими, ни третьими. Что они в этих квартирах мастерили, было неизвестно, но вид все имели бодрый и на судьбу не жаловались. На первом этаже в углу двора существовала ночлежка для бомжей, где зарегистрированные бездомные могли поспать и получить по тарелке супа или каши. Иногда на улице устраивались раздачи старой одежды разнообразных фасонов. Однажды летом какая-то организация, решив блеснуть благотворительностью, привезла целый грузовик военных резиновых штанов и сапог — «химзащиты». Никто не удивился, и за полчаса химзащиту растащили по углам запасливые обитатели Пушкинской, 10. Двор жил своей странной жизнью, и темп ее, и цель, если она вообще существовала, заметно отличались от тех, какими жил весь остальной город. Круглые сутки народ здесь колобродил, перетекая из одной мастерской в другую выпить, поесть, попросить сигарету или денег, соли или луковицу, позвонить — в некоторых квартирах имелись телефоны — посмотреть у наиболее респектабельных творцов телевизор.

В отличие от основной массы непризнанных гениев, населяющих этот грязноватый и неуютный ковчег, Юраня гением не был, но зато имел, кроме мастерской, еще и хорошую квартиру — большинство же проживали прямо на рабочих местах. Кроме того, он неплохо, а самое главное, регулярно зарабатывал. В двухкомнатной квартире, выделенной ему городскими властями под мастерскую, на кухне стояла работающая газовая плита, функционировало электричество, в комнатах было чисто, и вид помещение имело жилой, хотя ночевал здесь Юраня редко, а большей частью работал. В маленькой комнате имелись диван, видеомагнитофон, телевизор и аудиосистема, большая же вся была заставлена мольбертами, подрамниками с холстами, на огромном письменном столе у окна аккуратно лежали перья, карандаши, кисти, краски и прочие аксессуары, кормившие и поившие Юраню уже много лет.

Планшет Ваня, конечно, оставил дома.

— Не переживай, Братец, зайдете потом ко мне, заберешь. Давайте, господа, лучше выпьем.

— Помолчи, пожалуйста. — Катя в который уже раз смотрела на видео «За пригоршню долларов». Иван Давидович был к вестернам равнодушен, он любил серьезное кино — Тарковского, Феллини и подобных им мэтров — и с раздражением переставлял на полу рюмки, бутылки и блюдца с закуской — похоже, что на сегодняшний вечер он лишился собеседников. Ну, Юраня с Братцем — понятно, — эти еще не выросли, все в солдатиков играют, но Катерина-то — взрослая женщина!