Алексей Рыбин - Трофейщик

— Который час, не подскажешь? — спросил он, не останавливаясь и быстро подходя к толстяку. Тот притормозил и, не вынимая рук из карманов, явно чувствуя себя хозяином улицы, выпятил пузо вперед и хотел что-то сказать, но Железный с ходу изо всей силы быстро метнул вперед каменный кулак и впечатал его прямо в лоб противнику. При неумелом ударе нападающий в такой ситуации легко может заработать лучевой перелом предплечья. А при умелом противник мгновенно теряет ориентировку и на некоторое время перестает понимать происходящее. Железный свое дело знал. Толстяк плюхнулся на задницу, словно ему сзади подрубили колени, и, не успев ничего понять, получил справа по челюсти кроссовкой. Не давая ворочающемуся на земле мужику подняться, Железный врезал ему по почкам, схватил руками за плечи, приподнял и поставил на подгибающиеся ноги. «Ну, бля», — начал было толстяк, но тут же согнулся пополам, почувствовав, что ему в солнечное сплетение, пробив толстый слой жира, влетело пушечное ядро. Железный опять не дал ему упасть и, продолжая держать за плечи, коленом ударил его еще два раза — в живот и в нос. Толстяк крякал и булькал, но внезапно окреп и уже собрался было схватить нападающего за горло, но колено въехало ему в промежность, и он вновь обмяк, зашедшись в тихом вое.

Двумя пальцами Железный защемил кровоточащий нос соперника и резко крутанул его вправо. Под пальцами хрустнуло. Железный опустил руки и позволил наконец толстяку рухнуть на колени. Он стоял и смотрел, как поверженный враг раскачивается взад-вперед, закрыв лицо руками.

— Где Петрович?

— У, бля, у, бля, у бля… — монотонно причитал толстый.

— Где, сука, Петрович? — Железный схватил прижатую к разбитому лицу руку и, сжав мизинец в кулак, рванул его вниз. Толстый заорал, но Коля, выпустив сломанный мизинец, тыльной стороной ладони двинул его в подбородок. — Где Петрович, убью! — Злость уже отпустила его, теперь Железный просто занимался делом.

— Не знаю, — промычал толстый.

— Идем к тебе.

— Зачем? — Толстый смотрел вверх, и глаза его бегали по сторонам. Железный наклонился и приблизил его лицо к своему.

— Я должен повторять?

Толстый, охая, поднялся. Железный крепко взял его под локоть и сильно тряхнул:

— Пошли.

Михаил Петрович звонил в дверь Семена несколько раз, но никакой реакции его действия не вызывали. Свет у Семена горел — Кашин специально обогнул пятиэтажный хрущевский дом, взглянув на окна последнего этажа, — значит, Семен если и вышел, то ненадолго. Сев на ступеньки лестницы, он решил ждать здесь — нужно было дождаться во что бы то ни стало: позвонить кое-кому, помыться, прийти в себя, собраться с мыслями и начинать действовать. Он чувствовал возвращение утраченной много лет назад уверенности в себе. «Шокотерапия», — усмехнулся про себя Кашин.

Хлопнула дверь парадного, и кто-то стал подниматься по ступенькам. Лестницы в хрущевских домах не имеют пролетов, и увидеть идущего по ней можно, лишь перегнувшись через перила, — в этом случае становится видна площадка следующего этажа, и на этом обзор заканчивается. На площадки же размером 3x3 метра выходят четыре входных двери квартир, так что никакая маскировка не поможет остаться незамеченным. Михаил Петрович встал, подошел к перилам и попытался увидеть идущего вверх, вглядываясь в ладони, рывками ползущие по полоскам перил.

— Ну как, Сережа, не удалось тебе пока ничего выяснить? — Лебедев лежал в ванне так, что из густой пены торчала только красивая его голова, — ванна была длинная, и он спокойно вытягивался в ней во весь рост. К уху Виталий Всеволодович прижимал трубку радиотелефона. — Я понимаю, что суббота, но хоть что-то смог? Хорошо. Слушай, давай так, завтра часикам к четырем подъезжай ко мне на обед, поговорим, возьми с собой что ты там наковырял. Жду. — Лебедев положил трубку на табурет рядом с ванной, но она тут же тихо заверещала, и, поморщившись, Виталий Всеволодович снова взял аппарат. — Алло. Что? Коля, ну как же так? Все, молчи, поезжай на старую квартиру. Все, я сказал. Сиди там и жди. Ничего не предпринимай. Все под твою ответственность. Я приеду сам завтра вечером. Деньги у тебя есть? Хорошо. До завтра.

— Антоша, — крикнул он, положив трубку. — Антон!

В ванную комнату вошел высокий, атлетически сложенный юноша лет двадцати, одетый в узкие белые джинсы и белую рубашку с широко распахнутым воротом. На загорелой груди сияла золотая цепочка с двумя медальонами, светлые волосы были аккуратно зачесаны назад.