Гарольд Койл - Крещение огнем

Прочитав последние строки, Чайлдресс задумался, заметив, что слова: "...убедив всех, что наши военные операции ведутся в соответствии с международными соглашениями и протоколами, регулирующими боевые действия" — подчеркнуты дважды. Ему не надо было объяснять, что имел в виду Хозяин. Сунув доклад в простой бумажный конверт, Рэндел посмотрел на Делапоса:

— Откуда ты знаешь, что это — подлинный документ?

Глотнув кофе, мексиканец обвел взглядом зал и только по­том ответил:

— Я уже сказал, что в Совете тринадцати больше нет едино­душия. Кое-кто считает внешнеполитические манипуляции, на­правленные против Соединенных Штатов, слишком опасной игрой. Как выразился один из членов Совета, это все равно, что дергать быка за хвост. Эти же люди стыдятся предлагаемой по­литики, называя ее стратегией трусов. Не желая сдаваться без боя, они требуют, чтобы армия защищала каждый метр мекси­канской земли. Лучше смерть, чем позорное отступление. Да, мой друг, этот документ подлинный.

Хотя Чайлдресс уже догадался, чего именно требует Аламан, он хотел услышать это из уст Делапоса. Американец надеялся, что план эль Дуэньо все же не будет таким чудовищно жесто­ким, каким он его вообразил. Делапосу самому не терпелось все объяснить, и он с готовностью выложил все, что задумали они с Хозяином.

— Американская армия вторгнется, то есть уже вторглась на территорию Мексики, чтобы продвинуться примерно до той ли­нии, о которую указал Гуахардо. Мексиканская армия окажет ей символическое сопротивление — дабы удовлетворить нацио­нальную гордость и дать стране новых героев и мучеников, не­обходимых, чтобы сплотить народ. Как только армия США про­двинется до намеченного предела, наступит затишье, которое американцы используют для того, чтобы очистить занятую зону безопасности от шаек бандитов и преступников, а Совет тринад­цати — для осуществления дипломатического давления и разду­вания антивоенных настроений внутри США. Сеньор Аламан предвидит, что все закончится переговорами, в результате кото­рых американцы признают, что их цели достигнуты, и выведуг войска. Совет, со своей стороны, будет иметь все основания праздновать победу, заявив, что это он предотвратил полную ок­купацию и поражение Мексики. В конце концов, будет восста­новлен довоенный статус-кво, отношения между двумя странами возобновятся, а новое правительство будет официально призна­но как в Мексике, так и во всем мире.

Сделав паузу, Делапос выжидательно посмотрел на Чайлдрес- са, и не увидев на бесстрастном лице американца никаких эмо­ций, продолжал:

— Чтобы предотвратить это, Хозяин собирается снова бро­сить в бой наши отряды, как только американская армия про­двинется на юг и остановится. Обосновавшись за линией фронта на мексиканской стороне, мы станем оттуда совершать набеги на отдаленные посты и магистрали, по которым пойдет грузовой транспорт. И хотя мы предполагаем, что мексиканцы займутся тем же, наши набеги будут отличаться невиданной жестокостью, сопровождаясь поистине чудовищными зверствами. Таким обра­зом, мы заставим американцев проявить характер и либо отпла­тить противнику той же монетой, либо, что куда лучше, вклю­чить в свои планы свержение Совета тринадцати.

Рэндел продолжал хранить молчание. Мексиканец же, несмотря на отсутствие реакции собеседника, все больше воспламенялся. Глаза его сверкали, на лице появилась торжествующая усмешка. Он говорил все быстрее, помогая себе взмахами руки:

— А в Соединенных Штатах такие настроения наверняка воз­никнут. После окончания войны в Персидском заливе многие американцы считали, что нельзя оставлять Саддама Хусейна у власти. Зверства над курдскими повстанцами и иракскими бе­женцами стали пятном, омрачившим блестящую во всех отно­шениях победу американского оружия. И если мы добьемся, чтобы Совет считали сборищем таких же злодеев, как иракский дикта­тор и его компания, общественность Америки может потребо­вать, чтобы были предприняты решительные шаги для предотв­ращения ошибки, допущенной в Персидском заливе — особен­но, если учесть, что на этот раз жертвами будут сами американ­цы.

Закончив, Делапос стал ждать, что скажет Чайлдресс. Теперь, после долгого бесстрастного молчания, ему придется высказать свое мнение. В душе Рэпдела боролись противоречивые чувства. И самое сильное подсказывало ему: несмотря на годы, проведен­ные вдали от дома, он все-таки остается американцем. Как ни нравилось ему в юности считать себя человеком без родины, эдаким перекати-полем, с возрастом он все чаще начинал заду­мываться о том, что в жизни должно быть нечто большее, чем риск, опасность и приключения. И вот теперь, когда ему трид­цать пять, Рэпделу, наконец, захотелось жить в ладу с собой и со страной, которой он гак давно пренебрегал.