Гарольд Койл - Крещение огнем

В салоне тоже почувствовали неладное. Стало тише, а потом самолет затрясся. Президент Монтальво устремил взгляд в перед­нюю часть салона, ожидая, когда ему объяснят, что происходит. Его помощник, дремавший рядом, вздрогнул и проснулся; быст­ро оглядевшись, он встал и двинулся в ту сторону, куда смотрел его шеф. Начальник охраны следовал за ним Ъо пятам. Они были на Полпути к кабине экипажа, когда дверь распахнулась, и отту­да в состоянии, близком к истерике, выскочила бортпровод­ница. Она хотела объяснить помощнику президента, что случи­лось, когда смолк второй двигатель. Самолет круто пошел вниз, и пассажиров буквально смело в проход.

Президент вцепился в ручки своего кресла и вжался в его спинку. Он увидел, как те, кто не успел пристегнуться, повали­лись на спинки передних кресел или прямо в проход. Самолет дергало из стороны в сторону — это пилот пытался хоть как-то справиться с управлением. Но он не мог ничего сделать, чтобы уменьшить угол или скорость падения. Прошло еще несколько секунд, и самолет, приняв почти вертикальное положение, стал медленно вращаться.

Все, что не было закреплено — люди, подушки, одеяла, пид­жаки, — все это летело мимо Монтальво к кабине пилотов, образуя там большую кучу. Панические вопли смешивались с криками и стонами раненых. Президент уперся ногами в спинку переднего сиденья, чтобы его не выбросило из кресла.

Казалось, падение длится целую вечность. Монтальво уже по­нял, что ему суждено умереть. В душе его не было ни страха, ни желания узнать причину аварии. Он испытывал только сожале­ние. Он жалел, что умирает, не добившись победы. И мечта въехать в Мехико на белом коне, чтобы спасти страну и ее народ, вместе с самолетом превратилась в огромный огненный шар...

Единственными очевидцами того, как самолет врезался в гор­ный склон хребта Восточная Сьерра-Мадре, были пилоты двух истребителей F-5, незаметно следовавших за президентским "Бо­ингом". Они увидели, как самолет сложился в гармошку; кры­лья, оторванные чудовищным ударом, швырнуло далеко вперед, и вокруг стало растекаться озеро горючего. Вот пары его вос­пламенились, раздался взрыв — и огонь поглотил остатки ката­строфы. Президент Мексики Карлос Монтальво, основные дея­тели его кабинета, экипаж корабля — все были мертвы. Причи­ной их гибели стало загрязненное топливо. Оно же испепелило их трупы до неузнаваемости и скрыло все следы преступления.

Многие шпагоносцы побаиваются гусиных перьев.

В. Шекспир

Капрал Хозе Фарес, водитель полковника Гуахардо, вздохнул с облегчением: транспорта на авеню Республики Бразилии было мало. Утренние события, смутные слухи и мрачное настроение полковника — все это выбивало Хозе из колеи. Гуахардо, ссуту­лившись на заднем сиденье, не проронил ни слова. Покосив­шись в зеркало заднего вида, Фарес увидел, что полковник си­дит неподвижно, будто в трансе, скользя отсутствующим взгля­дом по пустынным улицам. И хотя капрал был далек от высокой политики, он понял, что офицер на заднем сиденье — один из тех людей, которые устроили государственный переворот и в считанные часы покончили с Карлосом Монтальво и его парти­ей. Теперь эти люди наверняка возьмут власть в Мексике в свои руки. От одной мысли о том, что за его спиной сидит человек, обладающий такой властью, Фаресу стало как-то не по себе. Сам того не сознавая, капрал вел машину с величайшей осто­рожностью: можно было подумать, что он везет не полковника, а бомбу.

Гуахардо не замечал ни пустых улиц, ни того, как водитель управляет "седаном". Даже когда они въехали на главную пло­щадь города, он едва обратил внимание на серый величествен­ный фасад городского собора и другие, столь же внушительные здания. Даже в лучшие для него времена мало что в Мехико могло тронуть Гуахардо. И события последних двадцати четырех часов никак не изменили тех чувств, которые полковник питал к столице. Уроженец Чиуауа, он с подозрением относился и к Мехико, и к правительству, которое в нем обосновалось. Как и его предки, полковник привык полагаться только на себя и не доверять никому, кроме себя. Эти черты характера были необ­ходимы, чтобы выжить в суровом северном штате. Помогали они ему и теперь — в жестокой политической игре.

Когда машина остановилась, Гуахардо открыл дверцу, не до­жидаясь, пока капрал выйдет первым и распахнет ее перед ним. Не проронив ни слова, полковник повернулся к Фаресу спиной, миновал двух часовых у Южных ворот Паласио Насиональ и направился в президентский дворец. Как и капрал Фарес, часо­вые нутром почуяли, кто такой Гуахардо. Расступившись, они отдали ему честь с такой четкостью, которую редко увидишьв Мексике.