Феликс Разумовский - Кара

Особенно сильное влияние на живые организмы оказывают места пересечения — узлы — геобиологической сети. Существует предположение, что они поляризованы и порождают два вида эманации — положительную и отрицательную, по-разному влияющую на человека.

С древнейших времен люди осознали важность своего местонахождения и устанавливали границы владений (полей, селений, святилищ) с помощью геомантии, то есть искусства прорицания по земле. Так вот, уже тогда влиянию подземных потоков придавалась огромная роль, и святилища всегда строились в местах их пересечения. Мегалитические кольца и ряды камней располагались точно над сложной системой водных артерий, а под алтарями древних язычников обязательно находились пересечения подземных течений.

Открытие Гурвичем слабой митогенетической эманации, представляющей собой свечение биологических объектов в ультрафиолетовой области, позволило осмыслить проблему геопатогенных зон в несколько другом аспекте. По-видимому, геобиологическое влияние Земли определяется наличием организованного сложным образом электромагнитного поля крайне слабой напряженности, суть информационного. Оно биологически активно и особым образом влияет на человеческий организм.

Нетрадиционное же, уходящее корнями в практику древнеиндийских, халдейских и египетских жрецов знание рассматривало биосферу Земли или Планетного Гения как живой организм и в соответствии с этим полагало, что существует сто двадцать основных форм физического существования людей. Считалось, что для определения самой энергетически эффективной для данного человека точки он должен был обследовать геобиологическую сеть с площадью ячеек примерно семьдесят тысяч квадратных километров. Однако, кроме того, существует еще и время силы — это места пересечения Земли с энергетическими зонами Солнечного и Галактического Гениев.

«Нет уж, мистика на голодный желудок — это не для меня. — Игоря Васильевича сразу же резко потянуло на физический план, и хотя напечатанного оставалось еще до черта, он поднялся с кресла. — Интересно, борщ не остыл еще — с чесночком и толченым салом?»

В отличие от желудка истина могла и подождать.

— Себе оставь, пригодится. — Ксения Тихоновна Савельева, давно уже махнувшая неизящную кликуху Крыса на вполне цивильное погоняло Петрова, осчастливила топчилу червонцем и элегантно вылезла из расписухи.

Стоял погожий летний вечер, в скверике на цветках сирени жужжали пчелы. От нагретого тротуара пахло асфальтом и суетой.

На воротах сегодня торчал дядя Вова — строгий взгляд, благородная седина над ушами, не то полковник, не то капраз в отставке. При виде Савельевой, вроде бы честь отдав даже, моментально дверь распахнул мол, милости просим. А ведь было время, когда и поревом крестил, и насчет бабок напрягал, сволочь лампасная.

Чувствуя, что на нее обращают внимание, Ксения Тихоновна остановилась перед зеркалом. Поправляя прическу, она быстро глянула по сторонам. Что-то громко лопоча по-своему, из автобуса кучно выгружались узкопленочные, скорее всего лямло, у мимозы порядка побольше, около киоска с сувенирами пара черноголовых фирмачей — френги или макаронники — вяло мацали русских матрешек, а затаившись на диване в углу холла, взирал на эту суету старший лейтенант Коновалов — что, гнида ментовская, усох насчет приставки?

«Покатит, вывеска клевая». — Савельева оторвалась от зеркала и хорошо поставленной походкой, от бедра, вальяжно двинулась в направлении ресторана. Прикинута она была в английский светло-голубой костюм, строгий, правда, только с первого взгляда. Обтягивающая юбка красноречиво намекала, что прикрываемые ею ноги красивы и длинны, а кружевная блузка под изящным пиджачком нисколько не скрывала полного отсутствия бюстгальтера. Таков уж у Ксении Тихоновны был стиль — развратно-академический: это пусть сявки таскают черные чулки в крупную сетку и прозрачные марлевки на голое тело, а солидным мужчинам больше нравятся женщины загадочные и с первого взгляда неприступные.

Народу в заведении было достаточно. Сновали между столами халдеи, на сцене уже лабали, однако было пока не до танцев — интуристы с увлечением ужинали. Хрустели жареной осетринкой, ели блинчики с черной икрой, наваливались на буженину, поросенка с гречневой кашей жрали и умилялись — а ведь и в самом деле хорошо в стране советской жить!

Окинув взглядом жующую толпу, Савельева привычно двинулась проходом. Вывернувшийся неизвестно откуда мэтр Андрей Владимирович — бухарик, взяточник, по морде видно, что стукло комитетское, — изящно склонил плешивый пробор: