Феликс РАЗУМОВСКИЙ: Смилодон

– Товарищи офицеры! – дежурный, встрепенувшись, повысил голос, шагнул по-строевому и, вытянувшись, замер. – Товарищ подполковник, группа для проведения вами занятий построена!

С чувством топнул, от души: главное в войсках – это “подход” и “отход” от начальства.

Смех, разговоры сразу смолкли, в аудитории повисла тишина. Стало слышно, как на улице лают озверевшие псы, зло, взахлеб, с лютой ненавистью. По человеку работают.

– Вольно! Здравствуйте, товарищи! – коротко кивнув, Буров выслушал ответное приветствие, спецключом открыл панель в стене и отрывисто, словно выстрелил, щелкнул тумблером. – Прошу садиться!

Ожил, замигал рубиновый светодиод, лязгнула, срабатывая, блокировка дверей, зашуршали, опускаясь, шторы на окнах. Курсанты дружно расселись по местам, вытащив секретные прошнурованные тетради, деловито приготовились внимать. Красный огонек тем временем погас, вспыхнул зеленый, и воздух в аудитории задрожал – генераторы систем защиты вышли на рабочий режим. Все сказанное в этих стенах, толстых, из спецбетона, за двойным кольцом охранного периметра, должно здесь и остаться. Это закон. А тем, кто забывает о нем, длинные языки вырывают с корнем, незамедлительно и вместе с трахеями.

– Тема сегодняшнего занятия: основы психотехники боя, – Буров кашлянул, прочищая горло, тронул жесткие, с сединою, волосы и опустился на скрипнувший стул. – А именно метод ролевого поведения, или эмпатия <���Суть метода сводится к следующему: человек выбирает себе объект для подражания – это может быть знаменитый воин, мастер боевых искусств, хищный зверь – и тем или иным способом пытается отождествить себя с ним. Благодаря вхождению в подобное психическое состояние становится возможным смотреть на ход сражения, анализировать изменения ситуации, управлять своими свойствами как бы со стороны, от лица того персонажа, который является прототипом. Это позволяет сражаться автоматически, на автопилоте, задействуя все внутренние резервы организма и значительно повышая свой боевой потенциал> .

Посмотреть на него – душа-человек, мухи не обидит. Взгляд открытый, бесхитростный, движения плавные, несуетные, голос приятный, с бархатными обертонами. Но первое впечатление обманчиво. По мере общения с ним становилось ясно, что подполковник по сути своей зверь, хищный, привычный к убийству, правда, пока что сытый и потому не опасный. Такого лучше не гладить против шерсти…

А рассказывал он интересно – и о скандинавских берсерках, представлявших себя волками, псами и медведями, и о легендарных ниндзя, перевоплощавшихся то в ворона-оборотня Тэнгу, то в небесного воина Мариси Тэна, то в великана Фудземе, и о китайских мастерах у-шу, отождествлявших себя со звериными тотемами. Курсанты слушали, раскрыв рты, – время летело незаметно. Потом у Бурова был практикум по рукопашке, затем снова лекция и опять – граблеобразные “хлесты”, “лесенки”, “зигзаги”, “лепестки”, спиралеобразные “уходы”, жесткие “блокажи” и мягкие “съемы”. День как день, один из многих за девять лет преподавания в Конторе. Все лучше, чем бегать по полной боевой в джунглях, кишащих змеями, мухами цеце и черножопыми людоедами, вооруженными винтовками М-16. Кушано достаточно, до сих пор отрыжка.

Наконец трудовая вахта закончилась. Когда, миновав всех часовых, Буров вышел за периметр, был уже вечер. Сентябрьское солнце рыжим остывающим блином клонилось к горизонту, ветер-хулиган задувал в лицо, весело трепал пожелтевшую листву. Небо в преддверии заморозков застыло ясным, прозрачно-синим куполом.

“Съездил за грибочками, называется, пообщался с природой… – Нахмурившись, подполковник закурил, надвинул до бровей фуражку и старинным парком вдоль колючей проволоки, натянутой на столетние дубы, направился на выход. – К пятнице точно грибницу поморозит. Бабье лето, мать его за ногу. Баб, впрочем, хватает, а вот тепла…”

Аллейка описала полукруг и вывела к чугунным, хитрого литья, воротам, у ажурных створок которых находился КПП, слава богу, последний на сегодня. Буров вытащил пропуск, миновал злющих, бдящих до одурения прапорщиков и через минуту был уже на парковочной площадке. Сел в свою десятилетнюю “семерку”, уважая старость, погрел мотор и не спеша, соблюдая правила движения, порулил на Гражданку, на хауз.

Жил Буров в огромном, изогнутом подковой доме-тысячеквартирнике. Родное ведомство строило, еще при социализме. Трансформаторная будка во дворе, скопище автомобилей у подъездов, вечно не работающий, в граффити, лифт. Огромная казарма из силикатного кирпича. Home, sweet home…