Николай Иванов - Афганский шторм

Такой непредсказуемости и импульсивности своего министра обороны Тараки тоже следовало бы поостеречься. Трезвости, побольше трезвости бы афганскому лидеру. И внимания в первую очередь не борьбе за власть, а народу…

– Ну, и что будешь докладывать? – спросил Ульяновский, когда Николай Нестерович поделился с ним своими нерадостными в общем-то впечатлениями от поездки. – Я знаю, что по другим ведомствам доклады идут более оптимистичные.

– Значит, менее глубокие, – взорвался Симоненко, но сумел справиться с эмоциями и ответил уже спокойно: – Буду докладывать то, что есть.

Конец июня 1978 года. Кабул

– Проходи. Что так возбужден?

– С Кадыром говорил. Опять при всех набросился на Тараки. Сотню раз советовал сдерживать эмоции, как бы там ни было, нравится он тебе или нет, но он – глава государства. Зачем его раздражать по пустякам? А он – как специально. Чаем угостишь?

Заплатин развел руками – самоваром еще не обзавелся. Горелов удивленно кивнул на стоящий напротив стол Экбаля:

– А что же подшефный не следит за своим начальством?

– Во-первых, не обязан, а во-вторых, он сам вечно голоден, ест один раз в сутки.

– Что так?

– Полно родственников, да к тому же десятки всевозможных делегаций, которые тоже как-то надо угощать и одаривать подарками.

– От твоего начальства что-нибудь есть? – спросил Заплатин.

– Утром звонил Огарков. Велел продолжать тесное сотрудничество, попытаться исключить репрессии, снятия с должностей. Кадыр припоминает некоторым своим бывшим сослуживцам, что не помогли, не заступились за него, когда Дауд убирал его из армии, а он просил у них помощи. Что у тебя?

– То же самое. Кроме решения военных и политических вопросов советуют, чтобы мы рекомендовали руководству партии идти в народ, племена, разъяснять цели и задачи революции. Словом, не сидеть в Кабуле. Что на пакистанской границе?

– Пока тихо, проехали и пролетели почти всю. Доложил Амину свои соображения по ее укреплению. Да, а Амин предложил, вернее, попросил проводить с ним индивидуальные занятия по военной подготовке. С одиннадцати вечера до часу ночи ежедневно, больше у него времени нет. Работоспособность, конечно, дикая. Как идет легализация парторганизаций?

Это для Заплатина был самый больной вопрос. Партийные организации в армии до сих пор продолжали находиться в подполье, и в первую очередь таились друг от друга халькисты и парчамисты. Существовали и две партийные кассы, в каждой организации в глубокой тайне шел прием новых членов. Вот такие неожиданные вывихи, и где и что выпрет завтра – одному Аллаху известно…

Горелов уловил состояние Заплатина и, уже зная его болезненную ответственность за свой участок работы, не-много:

– Да, чуть не забыл. Побывал я на политзанятиях в Гардезе. Спрашиваю солдат, что они знают о Советском Союзе. Встает один, поднимает автомат: «Калашников – это Советский Союз, противогаз – это Советский Союз, кровати – это Советский Союз. Но главное – это политзанятия». Так что передай в Главпур, пусть порадуются и погордятся.

– Передам. Нам бы этих солдат с пола поднять, заставить тыловиков отдавать им простыни, которыми они торгуют в дуканах. Сделать так, чтобы все продукты шли в котел, а не тем же перекупщикам. И котелки, тарелки солдатам чтобы выдали, а то хлебают из каких то общих корыт…

– Мечты… – вздохнул Горелов. – Мне на роты, батальоны назначать некого, вчерашние лейтенанты полками командуют. А ты к тому же создал ореол славы политработников, лучших офицеров забираешь.

Информация (получено представителем КГБ в Кабуле):