Андрей Молчанов - Золотая акула

– И выводы?

– Пересидеть нам с тобой где-то надо, – сказал папа. – Консервируем хату, садимся в «мерседес» и – привет. Финансовый кислород в баллонах под давлением, перекантуемся. У Володьки, например. Его-то рыцарский замок, надеюсь, не засветил?

– Как можно, папа. При жизни на измене и обломе…

Брат Вова помимо квартиры владел домом в Люберцах, стоявшим над огромным подмосковным карьером, в живописном местечке, имевшем просто-таки швейцарский ландшафт благодаря голубой воде, белому песочку, островам с валунами и хвойным лесом, окружавшим этот дивный уголок чудом уцелевшей природы.

– Тогда обедай и иди в гараж, – вынес отец резюме. – Оружие бы тебе…

– Не драматизируй, – отмахнулся я. – Есть еще время, муть после шухера не устоялась, а потому если в стратегии ты прав, то в тактике мы порем горячку.

– Ты можешь пойти мне навстречу?

– Могу.

– Тогда иди. В гараж. И пистолет возьми. Патроны от мел кашки – в сортире, в шкафу.

– Еще один криминал, – уныло вздохнул я, разогревая в микроволновке тарелку с борщом.

Папа конструировал подводные пистолеты, гарпун из которых вылетал благодаря пороховым газам из мелкокалиберных гильз, замазанных в целях гидроизоляции пластилином. Помимо холостых патронов в пистолет могли заряжаться и боевые: длинный тридцатисантиметровый ствол, хотя и был лишен нарезки, выплевывал свинец довольно-таки мощно и кучно.

Я зарядил полную обойму, сунул громоздкое оружие под дубленку и побрел, опасливо озираясь, в сторону гаражей.

В этот утренний час буднего дня стоянка была пуста, и в моем закутке буксовал, застряв в снегу, какой-то неизвестный «олдсмобиль» с затемненными стеклами, подталкиваемый сзади двумя раскрасневшимися от усилий лицами кавказской, как принято называть, национальности.

– Друг, помоги!

Прижимая рукой выскальзывающее из-под дубленки оружие, я направился в сторону багажника запершего выезд автомобиля, но тут открылась его задняя дверца, и прежде чем я успел, уже сообразив, что именно происходит, оказать должное сопротивление, оказался в тисках втаскивающих меня в салон рук, а после запястья мои больно сдавили узенькие скользкие наручники, на рот легла липкая лента, и «олдсмобиль» уверенно, без пробуксовки тронулся с места.

Позевывая, к шлагбауму на выезде направился сторож, одетый в валенки и драную доху, – электропривод шлагбаума то и дело ломался, и бело-красную толстенную трубу приходилось поднимать вручную.

Я затравленно понимал, что меня увозят на гибель.

«За что, суки?!»

Человек, сидевший рядом с шофером, не торопясь обернулся в мою сторону.

Это был Тофик. И взгляд его – брезгливо-ледяной, ненавидящий – не предвещал ничего благоприятного.

Ранним утром, сдав адъютанту генерала рапорт с просьбой о своем увольнении по выслуге лет и «собачий» номерной жетон на цепочке, Одинцов сел в свою старую, полусгнившую «волгу» и, с трудом включив передачу, покатил домой.

Двигатель работал неровно, задыхаясь; урчала выкрошенными шестернями коробка передач, гудел угрожающе задний мост и податливо проваливались стучащие на каждой выбоине амортизаторы.

«Тоже… отслужила тачанка», – думал полковник, мечтая хотя бы за гроши избавиться от этого разваливающегося агрегата, но понимая, что, разбери колымагу и на запчасти, в ней не найти ни одной жизнеспособной детали. Никуда не годятся даже стекла – исцарапанные, потресканные… Утиль!

Входя в подъезд, Одинцов невольно подобрался. Если нападение произойдет сейчас, он готов к нему. Под ушанкой, защищая темя, был пристроен резиновый пупсик-амортизатор, пуленепробиваемый жилет не стеснял движений, а бесшумная «стрелка» в рукаве пальто была готова к действию.

Надеялся Одинцов, впрочем, не на пупсик и не на жилет, легко прошиваемый выстрелом из того же «ТТ», а на испытанное спецоружие, которым неплохо владел.

Лифт потянулся вверх.

Затем створки раскрылись.

Он шагнул на лестничную площадку.

«Вот оно…»

Из двери, ведшей на лестничный марш, выскочил здоровенный бугай, одетый в просторную, не стесняющую движений куртку.

В прыжке поправляя одной рукой напяленную на голову маску с прорезями для глаз, другую он занес для удара толстым арматурным штырем.

Два раза еле слышно хлопнула «стрелка».

Штырь скользнул по ушанке, не причинив Одинцову никакого вреда, но массивное тело уже мертвого противника, обладавшее значительной инерцией, сбило его на пол.