Андрей Молчанов - Золотая акула

Слушая ее, я посматривал на занятых рабочей суетой незнакомцев, не удосуживающихся оказать мне ни малейших знаков внимания, однако превосходно понимающих смысл нашего диалога с перешедшей в иное владение секретаршей. По крайней мере, на лицах деловых ребят отчетливо угадывалась готовность к конфликту. Со мной, естественно. Способным по наивности приняться за интенсивную накачку несуществующих прав.

Не обременяя ни себя, ни возможных оппонентов выбросом негативных эмоций, я спустился в метро и по прямой ветке поехал домой, пытаясь осознать сложившееся положение.

Соломоша, ясное дело, струсил. Но почему? Объяснений тут существовало, как минимум, два.

Первое: Тофик и его кареглазая компания, изменив цвет радужной оболочки на ясно-голубой, могла выставить нам громадную неустойку за контрабанду, заявив, что во всем виноваты мы и только мы.

Подобное обвинение, не учитывавшее загадочных манипуляций Аслана с бензобаками, отличалось изрядной натяжкой, однако в теории не исключалось, а мой позорно бежавший партнер к тому же ни о каком Аслане не ведал.

Вариант номер два: Соломошу могли взять за хобот гэбэшники. Раньше, может, он и поюливал с ними – застойно-благодушными, а сейчас, благодаря инциденту с контрабандой, те запросто могли пойти на шантаж, потребовав от него каких-либо конкретных услуг.

В этом случае, надо полагать, Соломоша выразил согласие и – свинтил на свою виллу, сочиняя по дороге текст предназначенной для ФБР повинной песенки.

Вот версии. Лежащие на поверхности. Впрочем, есть и еще одна: усталость от тщет нашей деловой активности за последний год, от серой и опасной российской жизни, от череды больших и малых неудач…

Ну а лукавство господина Спектора, связанное с продажей офиса, хотя и вызывало у меня досаду, в целом воспринималось мною снисходительно: не компенсировать утрату отданных Фире денег этот персонаж из уже прошлой – с сегодняшнего дня – жизни конечно же не мог. И обвинять тут следовало не столько Соломошу, сколько его органические рефлексы. Ну а рефлекс – чего с него взять, с рефлекса?

Я вошел в квартиру, услышав знакомый гуд токарного станка: папаня занимался трудами праведными.

Выйдя на пенсию, он установил на лоджии двойные рамы, соорудил стены из пеноблоков, обшив их лакированной вагонкой, затем вывел в образовавшуюся комнатку дополнительную батарею и устроил себе теплую комфортабельную мастерскую с точилом, миниатюрными токарным и фрезерным станками, инструментальным стеллажом и кучей разнообразных слесарных приспособлений.

Из мастерской папаня не вылезал, ваяя в ней ружья и пистолеты для подводной охоты, которой, несмотря на преклонный возраст, до сих пор увлекался, выезжая совместно со мной на заповедные речки и озера, затерявшиеся в глубинах не граничащих с Московской областью регионов.

Ружья, каждое из которых обладало мощнейшими боевыми характеристиками, успешно продавались специалистам, и папа, как правило, оставлял в личном арсенале два своих последних наилучших шедевра, но и они вскоре покидали дом, смененные последующими новинками, демонстрирующими, что принцип «нет пределов совершенству» – в данном случае абсолютно справедлив.

Звоня отцу из Питера, я умалчивал о постигших меня неприятностях, но теперь настала пора поделиться ими, выслушав совет искушенного в превратностях судьбы человека.

– К нашему берегу все, что полегче, – говно и бревна, – вздохнул папа, дослушав мою печальную историю. – Дурак ты! Я бы сразу с этими бензобаками паленое учуял. И мне почему не позвонил? Пришли бы еще с обыском…

– И чего?

– Володька на рыбалку собрался, просил меня кое-что достать…

«Кое-что» являло собой двухсотграммовые тротиловые шашки с детонаторами и бикфордовом шнуром, лежавшие в гардеробе; мой двоюродный братец Вова был заядлым рыбаком и часто пользовался взрывчаткой.

Некоторое время мы с папой препирались на тему, чья дурость – его или моя – приведет нас на каторгу, а в итоге вялой пикировки, закончившейся вничью, родитель молвил:

– Ты сейчас не ментов бойся, сынок, а разбойников.

– Так, – сказал я. – Это здраво. Но все-таки поясни.

– А чего пояснять? – пожал плечами папа, разгладив седые волосы на испещренной шрамами голове. – Если будут искать стукача, да не найдут, начнутся поиски номер два: козла отпущения. А ты кто таков, чтоб тебя не напрячь? Большой авторитет? Вор в законе? Так, пижон… Что, не знаешь, как оно конструируется?