Андрей Молчанов - Золотая акула

«Конек-горбунок» в образе дымящего, изъезженного «москвича» потянул, но, с трудом пытаясь включить третью передачу, Одинцов невольно вспоминал образ слепого, ведомого глухим.

Управляя тяжелой, юзившей на гололеде машиной, практически лишенной тормозов, он с содроганием постигал, что дедушка в шляпе – самый опасный вариант помощи. Включая правый поворот, престарелый владелец «москвича», у которого внезапное прозрение одолевало склероз, вспоминал, что лучше повернуть налево, и, не удосуживаясь переключить предупреждающую оранжевую мигалку, сворачивал, когда идущие следом машины шли на его резкий обгон…

«Идиоты! – мысленно проклинал остальных участников движения вспотевший Одинцов, вжимавшийся в сиденье от пронзительного визга сигналов и тормозных колодок. – Куда спешат? Едет дедушка тридцать, пили за ним двадцать пять, если хоть тень риска маячит…»

Одолевая крутой пригорок, «москвич», надрывавшийся изо всех своих последних лошадиных силенок, заглох, едва съехал с его вершины.

Одинцов расслышал безрезультатное верещание стартера. Высунулся из салона, крикнул:

– Ну, чего у тебя там?

– Не заводится, милок, – горестно откликнулся дедушка. – Давай распрягаться, толкнешь меня, может, оживет с разгону-то…

Одинцов, не надеясь на слабенький ручной тормоз, попытался поставить «волгу» на передачу, но безуспешно. Впрочем, благодаря подспущенным колесам тарантас устойчиво стоял на пригорке.

Отвязав трос, полковник уперся в горбатый багажник «москвича», с натугой толкнул машину, покатившуюся вниз…

Пух-пух-пух – заработал движок, и он облегченно вытер выступивший на лбу пот.

В это время затренькал в кармане телефон.

– Ты где? – услышал он голос старшего опера из группы захвата.

– Рядом, в двух шагах буквально… – молвил Одинцов, глядя, как «москвичонок» подает назад.

– Давай быстрее сюда, ситуация, кажется, назревает…

– Понял.

Полковник обернулся, с удивлением обнаружив отсутствие на пригорке «волги».

Стрельнув растерянным взглядом вниз, в сторону односторонней улицы, внезапно увидел ее – неуправляемо, на дикой скорости несущуюся прямиком в зев проезда, из которого тесным арьергардом выезжали, блестя импортным хромом и лаком, два джипа и огромный представительский «мерседес».

Одинцов отвернулся. Он просто не хотел этого видеть…

Сел в «москвичонок», слыша, покрываясь невольными мурашками, отдаленные звуки характерной технической катастрофы. Протянул дедушке деньги.

– Подвези, отец, тут недалеко.

– А машина-то, милок…

– Царствие ей небесно-индустриальное…

Через пятнадцать минут Одинцов принимал из рук старшего группы РУБОП пистолет-пулемет «клин» легкого класса, засовывая его за вонючую дворницкую доху, выданную в качестве спецодежды. В тесном помещении толпились рослые, уверенные в себе бойцы…

Тут были другие менты. Не те, из отделения – чахлые, небритые, в мятых фуражках, с бутылкой пива в руке, как тот капитан с галстуком, закинутым назад, как хвост у собаки…

Скрипя галошами на съеженном оттепелями и ночным морозом насте, Одинцов, с ленцой потягиваясь, направился к шлагбауму, у которого замер обтекаемый полуспортивный «олдсмобиль».

Он, в данную минуту – сторож гаражного кооператива, постучал пальцем в затемненное оконце, наклонился, спросив заискивающе у злобно зыркнувшего на него водителя:

– А из какого гаражика будете?

Стекло мягко отъехало вниз.

– Ты чего, друг, вам же бабки дали, мы тут на эстакаду заезжали…

Короткий ствол «клина» уперся водителю в висок.

– РУБОП! – произнес Одинцов на грозном выдохе, боковым зрением отмечая, как возникшие словно бы из ниоткуда бойцы в камуфляже бьют боковые стекла машины, вытягивая из ее оконных проемов опешивших бандитов. – Ну, руки, мразь! На выход!

Бедолага Володин был спасен.

«С моим везением мне бы сейчас прямиком в Монте-Карло», – размышлял я, мало что понимая в сути случившегося и глядя, как Тофика и компанию укладывают сноровистые ребята разбитыми мордами в снег.

Сторож, стягивающий с себя доху, поглядел на меня оценивающе, затем, усмехнувшись, процедил:

– Вылезти-то сам сможешь?

Я, отчаянно мыча через залепленные лентой губы, заерзал на сиденье, которое закончилось падением на смерзшийся грязный снег.

Сторож, не очень-то торопясь, оказал мне первую помощь, освободив от наручников неудобно сведенные за спиной руки и сдернув с немых уст моих проклятую липучку с частью суточной щетины.