Сергей Зверев - Таран

Отбросив колебания, Люда достала из карманчика передника розовый телефончик и набрала подсказанные цифры. Едва раздался звонок, Таран сбросил вызов, но адрес абонента сохранил.

– Порядок, – произнес он, жуя спагетти. – Спасибо, Людочка, ты вернула мне веру в слабый пол. Твоя доброта не знает границ.

– Если вы думаете, что…

– Ты! – напомнил Таран. – Мы перешли на «ты». Окончательно и бесповоротно.

– Если ты… – Люда помялась. – Если ты думаешь, что это из-за денег…

– Я так не думаю. Что такое деньги? – Таран небрежно пошевелил пальцами. – Макулатура, мусор. По-настоящему ценны только искренние человеческие отношения. Чувства, высокие чувства, – уточнил Таран, не прекращая жевать, запивая курятину и спагетти холодной водой. – Ты способна на настоящую чистую любовь, это же видно с первого взгляда.

– Я? Н-ну-у… Пожалуй…

– Тогда мы обязательно увидимся снова. А пока я хотел бы остаться один. Потому что, когда я смотрю на тебя, у меня просыпается совсем другой аппетит. Не гастрономического характера.

Хихикнув, Люда направилась к другому столу. Бедра у нее на ходу раскачивались, как пара буйков на волнах. Впечатляющее зрелище. Особенно под музыку Вивальди, которую взялся наигрывать скрипач, усыпанный перхотью.

Их было трое. Каждый влил в себя почти по полкило коньяка, но никто не выглядел пьяным. Они привыкли к большим дозам. Их не тошнило ни от спиртного, ни от крови. Они были выносливыми, мужественными, сильными и презирали слабых. Еще они презирали боль, страдания и всякие там сопли. Чужие, разумеется. Потому что этим троим давно никто не причинял боли и страданий. Слишком толстая кожа, слишком много мышц и свирепости.

В прежние времена таких типов называли «торпедами». Но они ничего не знали о прежних временах и вообще плохо знали блатной жаргон. Обходились минимальным словарным запасом из «фени». Зато лексикон был обильно украшен матом и всякими новомодными выражениями типа «реально», «конкретно», «как бы».

Звали их Лом, Губан и Шершавый.

– Дай сигарету, – попросил Лом Губана, сминая пустую пачку «Мальборо». – Скуришься тут, дожидаючись.

– Скурвишься? – переспросил Губан.

– Ты когда-нибудь нарвешься, конкретно, – буркнул Лом. – Фильтруй базар, братан.

– Ну, началось… – вздохнул Шершавый, у которого глаза от коньяка сделались масляными и совершенно пустыми.

Расположившись за столом ресторана «Венеция», они убивали время, ожидая, когда терпила покинет зал. Терпилой они называли мужика, сидящего в дальнем углу. Им не сказали, как его зовут на самом деле, да их это не слишком интересовало. Терпила, он и есть терпила. Получит сегодня перо под ребра, там пусть с его именем-отчеством менты разбираются. Лом, Губан и Шершавый в это время будут далеко отсюда. Они приехали в Курганск с однодневными гастролями. Их вызвали, чтобы они по-быстрому сделали свое дело и отвалили восвояси. Пусть потом следаки попробуют понять мотивы убийства.

Какие мотивы, на хрен? Замочили, получили лавэ и отправились новые заказы искать.

– Анекдот, – объявил Шершавый, чтобы разрядить обстановку.

– Валяй, – оживился Губан.

– Участковый звонит в мусарню: «Але, тут один хрен самоубийством покончил». – «Способ?» – «С девятого этажа спрыгнул». – «Мотив?» – «Какой мотив?» – Это участковый, типа, удивляется. – «Не Кобзон. Молча спрыгнул».

Лом визгливо расхохотался и тут же зашелся кашлем.

– Ну и гадость ты куришь, – пожаловался он, кривясь. – Аж в глотке дерет, реально.

– Не кури, – пожал плечами Губан. Они у него были по-борцовски покатые, плечи. Его уши были плотно прижаты к черепу, а нос и губы казались расплющенными. Память о борцовской карьере и первом юношеском разряде по самбо.

Лом чем-то был на него похож, а чем-то нет. Нос у него был не приплюснутый, а чуть свороченный набок профессиональным апперкотом. Однажды они с Губаном выясняли отношения и убедились, что ничего путного из этого выйти не может, кроме взаимных увечий. А привычка задирать друг друга осталась. Чем еще заниматься, когда делать нечего? Не дрыхнуть же за столом?

Шершавый пил меньше остальных и не курил. Его толстые пальцы без устали отщипывали ягоды от виноградной кисти и забрасывали их в широченный рот. Когда виноград закончился, он сосредоточился на апельсинах. Когда же и апельсины были съедены, Шершавый принялся за ароматные корки.

– Как думаете, сфаловал терпила официанточку? – полюбопытствовал Шершавый, морщась и причмокивая.