Михаил Рогожин - Из России за смертью

— Чем обязан?

— Майор Найденов, старший преподаватель военного училища в Уамбо.

Час назад вернулся из Менонге, где принимал участие в захвате Старой крепости.

— Захватили? — строго спросил генерал.

— Уже сдали. Неожиданные людские потери...

Генерал хищной жилистой птицей навис над журнальным столиком, приблизившись к Найденову.

— В таком случае рассказывайте со всеми подробностями. Медленно и точно.

Майор начал рассказ. Двинский не перебивал. Он взял блокнот и периодически делал в нем какие-то заметки. Когда майор закончил, спросил:

— Почему пришли ко мне?

— Прощаясь со мной, Рубцов приказал: «Передай генералу Двинскому, что он прав. Не хрена нам тут делать».

Двинский помолчал, сцепил пальцы рук и уткнулся в них носом.

— Жаль. Я Рубцова по Афганистану помню. Боевой офицер. Этот не привык сдаваться... Как можно такие кадры гробить. Идиоты.

Найденов снова почувствовал себя паршиво, как в самолете, когда на его плече рыдала Женька.

— Что намерены делать далее?

— Это зависит не от меня. Внизу стоит «газик», который должен доставить меня к Панову. Думаю, после визита к вам мне прямая дорога в Москву.

— А там? — поинтересовался генерал.

— Там всю правду доложу товарищу Советову.

— Ах, вы же его зять, — нахмурился и не слишком искренне вспомнил генерал. И снова надолго замолчал, что-то решая для себя. Потом продолжил:

— Ладно, майор, поговорим как мужчины. Из твоего рассказа я понял — ты прозрел.

Правильно, что не боишься говорить правду. Но Советову эта правда не нужна.

Поверь, они с Пановым придумают и доложат другую. У меня есть факты их давней совместной деятельности. Они не для твоих ушей. Прослеживаются очень запутанные связи. Советов не тот человек. Он постарается заткнуть тебе рот или избавиться от тебя. Если, конечно, сам не , скурвишься.

— Уже не скурвлюсь, — спокойно ответил, майор Генерал просматривал свои заметки.

— Да... нечего тебе здесь больше делать... Бог даст, в Москве свидимся. Я дам несколько телефонов, позвонишь по ним. Представишься от меня.

Пригласят и выслушают. Расскажешь, как мне, все. Учти, майор, это задание обязан выполнить.

— Не сомневайтесь, товарищ генерал. Я готов.

— Панову и Советову ни гуту.

— За кого вы меня принимаете?

— За офицера, испытанного боем. Такой офицер дорого стоит. У него в голове многое меняется.

Генерал вырвал листок из блокнота, где делал заметки, и протянул его майору:

— Надеюсь, обыскивать тебя не будут. Но лучше выучи наизусть. Иди, майор, и выполни свой долг.

Найденов взял листок, встал, пробежал глазами мелкие цифры и напоследок спросил:

— А как ваше самочувствие, товарищ генерал?

— Практически здоров... И это им еще докажу. Иди...

Сумерки затаились где-то рядом, у стен Старой крепости. Рубцов сидел, привалившись спиной к нагретой солнцем стене. Его пятнистые грубые штаны лопнули на коленях. В дырке левой штанины виднелась запекшаяся кровью большая ссадина. Рубцов курил и щурился на покидающего крепость союзника — солнце. Весь день Рубцов и Сантуш не прекращали вести стрельбу. Вертолетные атаки прекратились, и можно было сосредоточиться на отражении действий противника со стороны шоссе. Сантуш большую часть времени проводил возле орудий. Стрелял без должной точности, но зато перезаряжал быстро. Рубцов, бегая от бойницы к бойнице, пулеметными очередями хирургически отрезал любые возникавшие отростки атаки.

Оба не только не ели, но даже не сделали ни глотка воды. Время для них не существовало. Оно разбилось, рассыпалось на мгновения, которые прихотливо складывались в бесконечно менявшуюся мозаику боя. Иногда Рубцов сам забывал, что они воюют вдвоем. Он громко отдавал команды и тут же бежал их исполнять. Бросал через плечо: «Ударь-ка слева», и через минуту слева начинал работать миномет. Подразделения УНИТА были ошарашены мощью и интенсивностью огня. Даже кубинцы никогда не воевали с такой яростью. Между солдатами пошел гулять слух, что крепость обороняет русский отряд спецназа, переброшенный туда на вертолете. Одного русского уже несколько человек видели в бинокли. Никто из солдат и офицеров с русскими раньше не сталкивался, но были наслышаны об их неутомимой жестокости, злобности и звериной хитрости. Поэтому становились все более осторожными. Никакие грубые окрики командиров не могли оторвать солдат от земли.

Рубцов прикурил сигарету от сигареты. Блаженные минуты расслабления. Может быть, последние. Даже наверное. Ночную атаку вряд ли удастся сдержать. Рубцов всем телом впитывал в себя лучи прощавшегося с ним красноватого диска вечного светила. Незаметно Для себя Рубцов полушептал-полухрипел по своему обыкновению Высоцкого: «Еще несмышленый, зеленый, но чуткий подсолнух уже повернулся верхушкой своей на восток». Вдруг замолчал, вслушиваясь в себя, и закончил: «Восхода не видел, но понял: вот-вот, и взойдет».