Юрий Гаврюченков - Пожиратели гашиша

Рев длинной очереди был оглушительным в замкнутом пространстве тесной комнаты. Арабы повалились на пол, один попытался подняться, но его тут же скосил ураган свинца.

— Шлемазлс! — выцедил Амнон Шилух, опуская дымящийся «миниузи». Он выщелкнул пустой магазин и достал из портфеля новый.

Фридрих Готтенскнехт вдруг понял, что ему надо срочно уезжать из этой страны.

— Я на машине, — словно угадал Шилух его мысли. — Подожду вас.

На сборы пресвитеру не потребовалось много времени. Документы и деньги — вот весь его багаж. Какое счастье, что успел превратить золото Хасана Саба в шестьдесят тысяч долларов! Амнон Шилух не успел дойти до дверей, как Готтенскнехт уже мчался за ним.

Они сели в лифт, обогнав шедшего на перехват по лестнице пятого сарацина. Того сильно шатало, глаз был подбит, и воином он был никчемным. Не встретив на своем пути сопротивления, Шилух убрал в портфель «узи», и они сели в машину профессора.

— Куда вас отвезти? — спросил он.

— Поедем на железнодорожный вокзал, — ответил Готтенскнехт. — Я покажу дорогу.

Воистину, Провидение было благосклонно к добросовестному и усердному в своем деле тамплиеру!

«Сделал дело — гуляй смело!» — я не мог не согласиться с народной мудростью: дело свое я сделал и мог смело гулять. По крайней мере, весь остаток сегодняшнего дня — напропалую.

Аккуратно обогнув присыпанную гравием яму, я въехал под арку родного дома и стал выруливать к своему парадному. Мимо медленно проплывали мусорные бачки и сварные конструкции на игровой площадке. В песочнице возились дети, их мамаши кучковались на скамеечках рядом. Они проводили «Ниву» безразличными взглядами, подыскивая тему для очередного разговора. «А ведь в таких посиделках пройдет жизнь большинства из них, — вдруг подумал я. — Наплодят детей, затем детки осчастливят их внуками, воспитывать которых опять же придется этим новоиспеченным бабушкам. Лет через тридцать — сорок, глядишь, соберутся старые товарки в одряхлевшем вместе с ними дворе, дабы посудачить на вечные темы, а — опаньки! — жизнь-то прошла! Не хотел бы я оказаться на их месте».

Мне даже не по себе стало от такой перспективы, и тут я увидел, как одна из подруг отделилась от своего стада и направилась вслед за «Нивой». Я аккуратно причалил на стояночку напротив парадняка, где притулилась знакомая «Волга». Слава здесь? Сейчас выясним, что он тут делает. Я заглушил мотор, но домой не торопился, отдуваясь после утомительной поездки. Ну и денек выдался. Болел бок, болела рука и спина. Как же я замотался! Впереди ждала масса дел: книги, которые надо разгрести, Маринка, которой надо что-то наплести про книги, испанцы, которым необходимо вернуть вещи «вождя народов», да и сами предметы требовали изучения их способности влиять на память, да еще в машине валялся меч Истребителя, весь в подозрительных бурых разводах. По уму, его надо было выкинуть где-нибудь в лесу, но я как-то не сообразил. Словом, забот хватало, а тут еще девица-красавица, которой что-то от меня надо. Девицу я, впрочем, узнал: невинно пострадавшая заложница Ирка, которую я честно выкупил из плена.

Когда Ира приблизилась, я вылез из кабины, кряхтя от ноющей боли в спине.

— Здравствуй, Илья, — сказала она.

— Привет. — Я оперся о дверцу, потому что стоять прямо было невмоготу.

— Слушай, ты на меня не сердись, — начала она. — Я вижу, ты машину купил…

— Да я не сержусь, — в самом деле, что мне обижаться. — Все нормально.

— Может быть, ты зайдешь к нам сегодня в гости?

Я сообразил, что Ира еще ничего не знает о моих взаимоотношениях с Маринкой, вместе ни разу не видела. Однако пускаться в объяснения не стал.

— Я очень устал, Ира, — честно признался я.

— Бедненький, — жалостливо протянула в ответ подруга. — Хочешь, я к тебе приду?

Я помотал головой, представив на двери табличку «Сексуальные услуги не требуются».

— Ну ладно, — погрустнела она. — Тогда я пойду?

— Иди.

— Слушай, — она просительно посмотрела на меня, — ты мне что-нибудь можешь одолжить?

Люблю конкретику, а фраза расставила все по своим местам. Затруднения финансового плана у Иркиной семьи были и будут всегда, но сейчас наступил, видимо, особо тяжелый период, заставивший забыть обиды и пойти на примирение. Раньше она столь откровенно на хлеб не просила.

— Сколько тебе надо? — Я полез в карман за бумажником.

— Ну, хоть полтинник.

Я усмехнулся и протянул ей сотенную купюру. Впрочем, что эти сто тысяч сейчас — один раз в магазин сходить? Жизнь у Ирки не сахар, но теперь я ей не помощник.