Дмитрий Дубинин - Золотой иероглиф

Мотояма вдруг резко повернулся и отошел в сторону. Усевшись на циновку, спиной к нам, он уставился куда-то вдаль и замер.

— Он сумасшедший, — сказала Таня.

— Нет. Он якудза, — возразил Сэйго. — И он верит, что не пройдет и часа, как кого-то озарит идея. Причем, он в первую очередь полагается на кого-нибудь из вас.

— Почему? — спросила Таня.

— Мы все, кроме вас двоих, японцы. А у представителей нашей нации из-за известных исторических особенностей ее развития притуплен страх смерти, присущий европейцам. Поэтому на вас больше надежды. Ладно. Вы можете думать вместе, но я буду думать сам. И, пожалуйста, не отвлекайте меня — мне ведь отпущено меньше времени, чем вам.

Сэйго закурил сигарету, захватил с собой одну из циновок и не спеша отошел метров на двадцать. Там он улегся на спину и принялся думать.

— Не могу… Не могу… — пробормотала Таня. — Ведь они же не люди, Андрей… Все, даже твой Сэйго. Это какие-то автоматы, роботы! Без души, без эмоций даже!

— У них у всех есть душа, Таня, — возразил я. — Правда, такая, которая нашему с тобой пониманию недоступна. Они в самом деле проявляют гораздо меньше эмоций чем мы, но при этом действуют как будто нелогично, что, вроде бы, противоречит одно другому. То ли это такая своеобразная диалектика, то ли просто притворство.

— Ладно, хватит. Дай-ка мне сигаретку, я тоже хочу подумать, что тут может быть.

Я тоже закурил (хотя известно, что перед смертью не надышишься!) и стал напрягать мозги. Но в голову лезли мысли, совсем не имеющие отношения ни к кладу проклятого Танаэмона, ни к наследству самураев… Точнее, прямого отношения. Вспоминалось, как мы с Сэйго выманивали журнал у моей соседки (сейчас это казалось детсадовской игрой), как заглядывали в Интернет, наивно полагая, что там можно получить ключ к любой загадке, как просиживали штаны в библиотеке университета в Саппоро…

Но все это были не те мысли. Я взглянул на часы и вздрогнул. Прошло уже двадцать минут! Время словно пустилось в галоп. Через каких-то сорок минут бандиты убьют моего друга Сэйго, а через сто очередь дойдет до меня…

— Андрей, — вдруг позвала Таня. — Что ты говорил о притворстве?

— Ну, я полагаю, что притворство — это одна из характерных черт японской нации. А что? О чем ты?

— Нет, я подумала, что ты говоришь о притворстве вещей.

— Погоди, я не понял.

— Когда видишь одну сторону, а на самом деле это — другая. Помнишь, ты мне объяснял, что такое левый и правый борт у теплохода?

— Ну, и?

— Когда он идет ночью тебе навстречу, справа горит красный огонь, а слева зеленый. Так?

— Верно. Я тебе сказал, что легко запомнить по ключевой букве в слове: кр-р-расный — спр-рава, зел-леный — сл-лева…

— А теперь послушай. Запомнить-то я запомнила, а вот как удивилась, когда мы с тобой плыли по Иртышу, помнишь? Я еще к тебе подошла и спросила: не перепутал ли капитан чего: почему это на левом борту красный светильник вывешен?

— Все правильно. На самом-то деле красный фонарь находится на левом борту теплохода, а зеленый — на правом…

— Вот о чем я подумала, когда ты сказал о притворстве. Вещи, явления — они ведь тоже могут притворяться. Может быть, и остров тоже? Ведь левое у него и левое у меня — это разные вещи, верно? Смотря с какой стороны посмотреть…

Я буквально взвился в воздух.

— Что? Повтори, что ты сказала?!

— Что вот эта моя левая… — Таня коснулась своей груди, и тут по тому, как изменилось ее лицо, я увидел, что эта светлая мысль, вокруг и около которой она ходила, наконец дошла и до нее самой. — Совсем не то, что левый холм на карте и на острове!.. Этому Мотояме, — закричала она, едва не задыхаясь, — надо было вести линию от правого холма! От правого! От правого! Иди, растолкуй этому тупому ублюдку, в чем его ошибка!!

Шум двигателей вертолета донесся с юга. Несколько секунд — и винтокрылая машина неизвестной мне модели появилась над океаном. Еще минута — и она зависла над островом, над самой плоской его частью, в трехстах метрах от ложбинки, где находился замаскированный лагерь. Под брюхом вертолета на тросе висел какой-то агрегат на двух колесах. Еще полминуты — и вертолет завис, поставив агрегат на землю. Трос дал слабину.

— Ну, чего встали? — обратился к нам с Сэйго Мотояма. — Давайте отцеплять.

Вертолет доставил компрессор с приводом от бензинового двигателя, довольно компактный, но, естественно, тяжеленный. Мы отшвартовали агрегат, вертолет отлетел в сторону, а затем, совершив посадку, стал замедлять вращение винтов. У отсека, расположенного за кабиной, открылась сдвижная дверь.