Владимир Рыбин - Сокол, № 1, 1991

Он не успел додумать эту мысль: лифт выбросил его в открытый Космос.

Лишь здесь, в угольном мешке метагалактического пространства, когда после рывка перегрузки стало возвращаться сознание, Александр наконец понял, как далеко увлек его «Ковчег» от родных звезд. В непроглядном мраке одиноко мерцал лишь бледно-лиловый диск астероида. Но он уже давно не был благодатным Эдемом. Теперь это была «лабораторная клетка», из которой, судя по всему, сбежал своенравный инклон, воспользовавшись неосторожно открытой дверью. В самом деле, трудно даже определить теперь, кто он — человек или существо с новым, космическим «Я», которым неведомый Демон напитал его обновленную плоть. За время столь длительного погружения в анабиоз его вполне могли заменить в капсуле предусмотрительно выращенным клоном. В таком случае объяснялось многое, даже эта проклятая головная боль или то, как легко он вышиб тогда дверцу пневмопочты. Зачем же Гея столь упорно защищала его от такой невероятной, чудовищной правды? Неужели она лишь из-за женского малодушия тянула время?..

Он посмотрел на обрубок фотонного двигателя. Где-то там, в искореженном титаново-композитном остове, должны были сохраниться несколько секций с антипротонами. Сумей он сейчас вырезать отверстие в блоке заправки, и это означало бы неминуемую гибель и его, и астероида, и памяти Супертранспьютера, как, впрочем, и всего мыслимого вещества на протяжении сотен парсек. На секунду Александр представил себе эту разрастающуюся во мраке оранжево-голубую вспышку, которую наверняка заметят во всех ближайших галактиках, и испытал легкое чувство удовлетворения. Нет, он не потерял еще главного — человеческого достоинства, своей способности противиться любым обстоятельствам, и он никому не даст приручить себя и других. Он уйдет достойно.

Включив автономный ранцевый двигатель, он начал медленно сближаться с накопителем антипротонов. Нижний его торец выглядел вполне нормально и четко выделялся на фоне серебристого свечения. Это было то самое свечение, которое он заметил еще на астероиде. Здесь, в Космосе, оно ощущалось сильнее, но явственно распадалось на вытянутые, чуть размытые в пространстве пятна-фрагменты. Чем-то это походило на следы земных магнитных бурь.

В голову ему снова полезли мысли о неведомом Разуме, в Сеть которого его намеревались интегрировать. Кажется, Гея не подчинилась его внешним приказам. Теперь Александр понял, все это время она искала способ предупредить его и своей неосторожностью боялась ускорить развязку…

Между тем загадочное сияние за накопителями стало аквамариновым, напиталось бесчисленным множеством мерцающих огоньков и начало сгущаться. Он уже явственно различал очертания закрученной голубоватой нити. «То же видишь в окуляре мощного микроскопа, — вдруг подумал он. — Тяж ДНК, выпущенный из растворенной белковой оболочки». Голова его закружилась, и он на секунду закрыл глаза. А когда вновь открыл их, там, за астероидом, ему вдруг открылась незнакомая галактика — таинственная, необозримая, в дымчатой россыпи голубых звезд, пульсирующих и почти живых. Ее спирали показались Александру удивительно красивыми, и он вспомнил фразу Геи, произнесенную ею во время их первого выхода за полевой барьер «Ковчега»: «А знаешь, наша Галактика великолепно смотрелась бы из глубокого Космоса».

— Так это же она и есть! — потрясенно прошептал он. — Ну да, совсем рядом пятна Магеллановых Облаков…

Александр во все глаза смотрел на сияющие спирали рукава Галактики, такой далекой и такой родной ему. Он невольно принялся за поиски милого, теплого Солнца. «Может быть, в той вон звездной зыби большой спирали или там, дальше, на ее окраине».

Нет, ничего не мог он разобрать в этом чередовании ярких и темных пятен. Лишь почувствовал с отчаянием: между ними и блистающим звездным ульем Галактики пролегали немыслимые для смертного расстояния. И он не умел найти путей назад, к своему отчему Дому, продолжая улетать от него в вечный мрак холодных пустых пространств.

Выпуклой тенью сверху наплывала на него громада накопителей. Александр поднял термоиндуктор и закрыл глаза.

«Гея, чудная, нежная моя! Спасибо тебе за все. Видишь, настало и для меня время возвратить свой долг. Нет, я не прерву твоего спасительного сна, родная, я лишь продлю, а потом и приду в него. Я подарю тебе и всем нам свободу…»

Кибернетик нащупал пальцем кнопку спуска. Он жаждал и страшился того грандиозного, что сейчас произойдет.