Сергей Зверев - И не таких гасили

Первым опомнился он. Антонов прыгнул вперед, но было поздно. Издав победоносный гортанный возглас, Шамиль подхватил свою пику и едва не вонзил ее в нападающего.

С этого момента он действовал более осторожно и держал свою половинку трости обеими руками, нанося ею не только колющие кудары, но и рубящие. Он сражался аккуратно и расчетливо, явно намереваясь измотать Антонова, чтобы нанести неотразимый удар. Будучи моложе, он считал себя выносливее и решил воспользоваться этим преимуществом.

Подполковнику это было на руку. Он больше не атаковал, а только отступал, все сильнее раззадоривая противника. Наконец, Антонов сделал вид, что поскользнулся, и припал на левую ногу. Словно удерживая равновесие, он отвел руку с ножом в сторону и увидел, как в глазах чеченца зажглись торжествующие огоньки. Он замахнулся пикой слева, чтобы нанести удар с незащищенной стороны.

Но в тот момент, когда его рука была еще занесена над головой, Антонов сделал короткий выпад, выставив нож. Лезвие мягко вошло Шамилю в живот и засело по самую рукоятку. Его лицо посерело и обмякло.

— Это еще не все, — сказал Антонов, проворачивая лезвие.

Трость выпала из ослабевшей руки Шамиля. Он стал заваливаться вперед, но Антонов толкнул его ладонью под подбородок, а когда окровавленное лезвие вылезло наружу, всадил его еще три раза подряд, целясь в разные уязвимые места.

Шамиль лишь беззвучно открывал рот при каждом ударе.

— Теперь все, — сказал Антонов. — Можешь падать.

Словно услышав приказ, Шамиль опрокинулся навзничь. Его живот и грудь стали такого же цвета, как и его шорты. Он умирал медленно, поскуливая и суча ногами по полу.

Не обращая на него внимания, Антонов тщательно вытер нож и спрятал его в карман. Потом взял выроненную Шамилем половинку трости и вогнал ему штык в горло. Это не было ни актом милосердия, ни проявлением садизма. Просто Антонов не собирался признаваться Темногорской, что у него был припрятан нож. Ему было велено войти к чеченцу без оружия, он так и поступил. И не его вина, что Шамиль пронес в комнату разборную трость с секретом.

— Ну что, ты сдох? — спросил Антонов, склоняясь над жертвой.

Ответом был свистящий хрип, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы террориста. Это и был тот самый последний выдох, с которым, как считается, души умерших покидают мертвые тела. Но Антонов не верил в существование душ, их переселение и новые воплощения. Потому что в таком случае его работе не было бы ни конца, ни краю. А он устал убивать. Он был еще не стар и верил, что когда-нибудь сможет зарабатывать себе на жизнь каким-нибудь иным способом.

Названия трех атомных электростанций не выходили у Антонова из головы до самого вечера, прокручиваясь в мозгу, как старая заевшая пластинка.

Калининская АЭС на берегу озера Удомля в Тверской области… Ленинградская АЭС в городе Сосновый Бор на берегу Финского залива… Ростовская АЭС под Волгодонском на берегу Цимлянского водохранилища…

Калининская, Ленинградская, Ростовская…

АЭС, АЭС, АЭС…

Его познания об атомных реакторах оставались поверхностными, несмотря на штудирование специальной литературы. Но не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы представить себе, чем может закончиться авантюра, задуманная толстой психопаткой, называющей себя Белладонной. И, закрывая глаза, Антонов явственно видел ядовитый ядерный гриб, набухающий на горизонте. Один гриб, второй, третий… А потом темнота — полная, беспросветная.

Не раз и не два Антонов перебирал в уме все известные ему факты, стараясь определить слабые места в плане «Белладонна». Ему было известно, что операция начнется в полдень в понедельник. Он знал также, что пульты управления трех станций подлежат захвату группами смертников. Хотелось бы получить более подробную информацию, однако на сбор ее уже не оставалось времени.

Бежать днем Антонов не стал, понимая, что не добьется этим ничего, кроме переполоха в стане врага. Но ожидание ночи было томительным, как никогда. Время ползло медленнее улитки, заставляя Антонова понапрасну сжигать энергию, бурно вырабатывавшуюся в его организме. Бездействие сводило его с ума. Ему так не терпелось предстать с докладом перед Вторым, что он был готов отдать год жизни за такую возможность.

Он решил попросить разрешения присутствовать при захвате поместья, потому что хотел посмотреть в глаза жирной твари, возомнившей, что ей позволено решать судьбу России. Антонов не был ярым сторонником действующего президента, но считал, что тот может смениться лишь в результате законных выборов. Ему была противна сама мысль о том, что какие-то заокеанские умники намереваются посадить на трон своего ставленника, который станет плясать под их дудку. Но ужаснее всего была перспектива той самой неуправляемой цепной реакции, о которой с таким жаром рассказывала Темногорская.