Михаил Нестеров - Если враг не сдается

Нет, не осторожничают, поскольку шли в открытую, и лишь на подступах к секрету Батый продемонстрировал маневр с прикрытием. Рисуется? С другой стороны, если бы они не были уверены в том, что их не преследуют, то увели бы погоню подальше от лагеря. В крайнем случае разделились бы, чтобы один из разведчиков мог предупредить остальных. И еще связь: носимые радиостанции держали устойчивую связь до полутора километров, могли бы «сбросить» сообщение.

Командир группы уже рядом, в пяти шагах, слышно его прерывистое дыхание; и в нем Садко уловил тревогу. «Вот это колотит меня!» — сокрушался Садчиков, не в силах совладать с волнением. Тонкие губы Павла свело; наверное, они побелели. Разве в таком виде приходит ощущение опасности? — не реальной, поскольку всё это игра, хотя и для взрослых. Порой бывает трудно, больно, но в подсознании торчит надежный гвоздь: всё это временно, всё это не по-настоящему. И где та наэлектризованная волна, которая совсем недавно, только что, накрыла дозорного? Нет ее, она схлынула, оставляя в груди тревогу. Не бутафорскую, нет, а настоящую.

Он еще молодой, нет и девятнадцати. Он еще не научился распознавать опасность, предвидеть ее, предчувствовать. Но уже был на полпути к этому: ведь тревога бередила его душу, его сознание. Он учился даже на таком коротком, мимолетном примере; до истины оставался один-единственный коротенький шаг. Вот в чем заключалась ценность обучения в полевых условиях. И неважно, какая задача стоит перед тобой, неважно, как и кто ее поставил, — важны короткие мгновения, которые острыми иглами обозначают на теле чувствительные, доселе неизвестные участки. Дрожь в руках — но какого она качества? Холодок на спине — но какой он свежести?

Садко учился ставить диагноз своим чувствам, ощущениям. Он мог стать классным спецназовцем; всё говорило за то, что природа охотно начала делиться с ним своими знаниями и пробуждала в нем инстинкт, придушенный интеллектом и, может, даже эгоизмом: он был человеком.

Каждый разведчик ищет и находит что-то общее в каком-нибудь хищнике, будь то тигр, пантера, гепард, орел, коршун. И в голове Садчикова уже начал вырисовываться смутный образ. Но кого? Немного не хватило ему, чтобы представить себя в образе пантеры, которая в невероятно длинном прыжке уходит от опасности, в последний миг замечая охотника, притаившегося в засаде.

Охотником был командир рейдовой группы. Он не боялся проиграть, он боялся выдать себя. Он торопился и был напряжен. Как мог, он в течение долгих десяти дней боролся с внутренним напряжением. И до сих пор не сбросил его. Порой ломило виски, нервы были осязаемыми; вот они, под ломкой кожей, источившиеся и хрупкие. Где та бездна, в которую когда-то так пристально всматривался Игорь Батерский? Никуда она не делась, она всё там же, под ногами; куда бы он ни ступил, она всегда следовала в том же направлении, и он всегда оказывался на краю. Земля ямой, не меняющей форму, уходила из-под ног, но всегда опережая его на шаг.

Сейчас ему требовалось лишь одно лекарство: сбросить с себя личину, которая давно осточертела. Он понимал, что сейчас она на нем — дырявая, через эту брешь видит Садко его настоящий облик. Он прикрыт на две трети, прокаженные лохмотья будут спадать с него с каждым именем, с каждой кличкой бойца. И когда последний растянется у его ног, он вздохнет свободно. Хотя бы на короткое время.

Куда потом? В Чечню? В горы? Под мышку к одноногому параноику?

Твари! Сволочи! Подонки!

Нет будущего? Ерунда это! Будущее можно перехитрить, обвести вокруг пальца. Нужно лишь толчками — когда слабыми, а когда отдавая последние силы — продлевать настоящее. Вот и всё. Да все так делают. Все люди одинаковы. Просто кто-то сумел оттолкнуться посильней и прыгнуть дальше. Люди — это стадо, соревнующееся в прыжках на дальность.

«Твои родители живы?» Живы. У этого тоже живы, а куда они денутся? Получат известие о смерти сына и снова начнут толкаться, скакать, продлевать свое настоящее, раздувать его...

Сволочи! Ломит голову от их толкотни.

Когда по знаку Батерского к нему подошел Червиченко, Садко был уже мертв. Нет, всё же ножом Игорь владел на приличном уровне. Изнутри наружу. С кистевым подхлестом. Не оставляя своей очередной жертве ни одного шанса.

Если Батерский и искал сходства с каким-нибудь хищником, то, наверное, это был волк. Вот сейчас сидело в нем что-то от волка. Может, инстинкт зверя, который убивает столько, сколько сможет. Но причина тому — не кровожадность волка, а принцип волчьей стаи. Но до волка ему было далеко, очень далеко. Он был волком в овечьей шкуре. К тому же где-то рядом был Волкодав. Осторожный, хитрый, беспощадный. Коварный? Может быть. Он не вступит в прямое противостояние со стаей, он начнет охоту за отставшими и теми, кто по неосторожности вырвется вперед. Пока окончательно не отрегулирует численность стаи по своему усмотрению.