Михаил Нестеров - Офицерский крематорий

Еще два резких жеста:

«Он! Он!»

С каждым таким выпадом образ мой в его сознании меняется – от несгибаемого к покорному, и вот уже я – изрядно подсевшая батарейка… Он представляет тупик с соответствующим дорожным знаком, телефонную будку со списком номеров, по которым можно позвонить бесплатно: 01, 02, 03 и его собственный номер: 60-90-60. Я дошел до ручки. Как тот опер в куртке водоканала. Сделка со следствием – мой единственный шанс на спасение.

– А, Павел Ильич, – тоном, каким обычно отрывают от дел, отозвался на мое приветствие Павлов. – Здравствуй.

Пауза.

Казалось, засомневался – стоит ли хвататься за соломинку? У меня создалось обманчивое впечатление: ему нечего мне сказать. Но он поступил умно, отдав инициативу мне. Все-таки это я был зачинщиком разговора.

– У меня предложение, – начал я. – Одно предложение, одна сделка, одна цена.

– Говори, Павел, я слушаю.

– Обговорим условия встречи?

– Конечно, – живо отозвался Павлов. – Обещаю ходатайствовать о прекращении преследования…

– Эй, сколько человек сейчас висит на проводе, – перебил я его и постучал согнутым пальцем по трубке, – пять, шесть? И все они подсказывают тебе, да? Условия тут диктую я, запомни это хорошенько. Потому что ты – у себя в кабинете и обращаешься к стулу, на котором должен быть я. Но меня там почему-то нет. Почему? На этот вопрос может ответить и ребенок: «Потомучё». Я не люблю слова «облажался», но, похоже, так оно и есть. Там, в «Гроте Луперкалии», ты поскользнулся на содержимом моего желудка. Обещаю – при встрече больше не касаться этой темы. Алло, ты слушаешь меня?

– Да, конечно.

– Остальные тоже?

– С особым вниманием.

– Значит, тебе не придется пересказывать наш разговор.

– Как скажешь.

– На встречу со мной ты придешь один, – продолжил я. – Ты заинтересован в ней больше, чем я. У тебя на кону карьера, а кто я такой, чтобы задумываться о личном успехе? Сведи два пальца вместе, и ты увидишь крохотного сыщика-одиночку. Все мои эгоистические стремления остались за порогом «Грота». Так вот, у меня есть что тебе предложить.

– Речь идет о сделке?

– Не забывай, с кем ты имеешь дело. Службу в Следственном комитете военной разведки я начинал с наружного наблюдения, и поверь мне, дам сто очков вперед любому, кто сейчас слушает меня.

– Хорошо, не кипятись, дай время на размышление.

– У тебя нет времени. Через четверть часа приходи в ресторан «Грот Луперкалии».

– Ты шутишь, сукин ты сын?!

Я оборвал связь и вернулся к месту наблюдения за домом Павлова – в бежевую «четверку», припаркованную здесь, судя по всему, несколько месяцев назад. Колеса спущены, кузов помят, салон в плачевном состоянии. На панели приборов – пивные бутылки, бардачок лишился дверцы и сейчас соответствовал своему названию, кто-то умудрился впихнуть в него половинку кирпича, расколов при этом стеклянную бутылку. Потолок прожжен сигаретами и покрыт непристойными надписями и рисунками, как в общественном туалете. Подголовник с переднего сиденья служил какому-то бездомному подушкой.

Я устроился на сиденье пассажира, подголовник которого был на месте. Такие убежища мне были хорошо знакомы, и я их не раз использовал в своем ремесле, фиксируя на камеру измены с похотливыми, увлеченными, равнодушными, безысходными, приевшимися лицами. Это только поначалу я чувствовал себя как в чужом месте, потом привык, а дальше был вынужден признаться себе, что эта «грязная работенка» мне по вкусу. Я примерил на себя слово «разоблачитель», и оно позабавило меня и вдохновило одновременно. Чтобы понять мои чувства и настроения, нужно побывать в моей шкуре.

Я отчаянно замерз, и моя рука инстинктивно тянулась к замку зажигания. За эти шестьдесят минут я один раз покинул свое убежище – позвонить Павлову из соседнего таксофона. Я уже не чаял дождаться его, как вдруг справа от моего пункта наблюдения припарковался белый неуклюжий «Форд» четвертого поколения. Дверца его открылась, выпуская Александра Павлова. Он не дал мне замерзнуть окончательно. Не прошло и двух минут после нашей беседы по телефону, а он, на ходу сняв «Форд» с сигнализации и разблокировав дверцы, спешил к машине.

Я позволил ему открыть дверцу и открыл свою – в нормальном темпе, а не резко, и эта скорость повлияла на Павлова соответственно: его движения оказались не быстрее моих, когда он повернулся ко мне. А дальше я уже действовал молниеносно. Подбив его ногой под колено, толкнул его в машину, и он опустился на сиденье. В следующее мгновение ствол трофейного пистолета ткнулся ему в шею: