Андрей Воронин - Беспокойный

Поглядывая на дисплей навигатора, Николай чувствовал себя охотником, погнавшимся за двумя зайцами, и тут Бородин вооружился мобильным телефоном, явно намереваясь кому-то позвонить. Подольский пресек эту попытку, и реакция Алексея Ивановича убедила его в правильности принятых мер: несостоявшийся звонок, несомненно, адресовался вербовщику и имел своей целью предупредить его о возможных неприятностях. Слизняк оказался в меру хитрым типом: он измыслил-таки способ избавиться от Рублева, сохранив собственную шкуру в неприкосновенности.

Это событие немного успокоило Николая: если бы Борис Иванович проглотил подмешанное в выпивку зелье и находился в бессознательном состоянии, звонить вербовщику было бы незачем, судьба Комбата решилась бы и без дополнительного вмешательства. В конце концов, тот же Казаков, несмотря на неизбежную алкогольную деградацию, оставался пусть бывшим, но все-таки десантником и мог постоять за себя – мог, но не постоял, потому что ему, скорее всего, просто не дали шанса, спящим доставив в место, откуда в одиночку уже не выберешься.

Бородин подтвердил, что Борис Иванович даже и не думал спать. С его точки зрения, это было удивительно и даже немыслимо: ведь он столько выпил!.. Николай успокоил его, заверив, что «Иваныч» может заглотать ведро чистого спирта и после этого на равных потягаться хоть с целым взводом противника, будь то американские «зеленые береты» или британские коммандос. Странно, но Бородина это известие почему-то нисколько не обрадовало.

Время шло, доверия к Бородину Николай не испытывал, и решение проблемы пришло само собой. «У тебя плавки есть? – спросил он у Алексея Ивановича. – У меня тоже нету. Ну, не беда, в крайнем случае пойдем на нудистский пляж. Радуйся, на юг едем! Причем ты – совершенно бесплатно…»

Бородин опять не обрадовался, но даже не попытался спорить, поняв, по всей видимости, что окончательно утратил и право, и возможность распоряжаться собственной судьбой. Николай усадил его на переднее сиденье, заботливо пристегнул ремнем и пообещал им же и удушить, как только ему покажется, что в этом есть необходимость. «И вообще, – сказал он, – имей в виду: ты жив, пока жив Иваныч. А как только он умрет, даже если это случится в результате автомобильной аварии или обширного инфаркта, я тебя прикончу. И, поверь, сделаю это с превеликим удовольствием». – «Но что я могу сделать? – рыдающим голосом воскликнул напуганный его деловитым тоном Бородин. – Как я, сидя тут, с вами, могу ему помочь?!» – «Бога моли, – запуская двигатель, предложил Николай. – Дорога, если верить твоему корешу, длинная, времени хватит – авось услышат там, наверху, твои молитвы. Как в писании сказано: молите, и обрящете, толцыте, и отверзнется…»

Пока они откровенничали, красная точка уползла за рамку дисплея, выйдя из зоны приема. Николай вывел машину на южную трассу, выбрался за городскую черту, наддал, и уже через пять минут мигающий рубиновый светлячок вернулся на экран, возникнув в правом верхнем углу и начав медленно, но верно смещаться к центру. Николай сократил расстояние между собой и вербовщиком до двух километров и снизил скорость, выровняв ее со скоростью пожилого «ниссана».

Никуда не сворачивая, вербовщик гнал машину на юго-восток, к морю. Он останавливался всего дважды, оба раза не больше чем на две-три минуты, после чего возобновлял движение. Во время одной из этих остановок Николай смог понаблюдать за ним в бинокль и убедился, что вербовщики – тоже люди и периодически испытывают простые человеческие потребности.

Помимо бинокля и навигатора, Подольский имел при себе пистолет и охотничий карабин «Сайга», построенный на базе автомата Калашникова. Оба ствола были надлежащим образом зарегистрированы, на оба имелись разрешения, и оба, увы, могли пригодиться в этой поездке.

Дорога, как и обещал вербовщик, получилась длинной и нелегкой. Бородин, не связанный необходимостью вести машину, все время клевал носом, норовя уснуть, но Николай беспощадно его будил, заставляя развлекать себя разговорами. Из этих разговоров даже он, давно растерявший остатки иллюзий столичный бизнесмен, почерпнул для себя много нового. Если в начале пути, случись такая нужда, он убил бы Бородина без колебаний, но потом все-таки испытывал бы сожаления и сомнения в своей правоте, то теперь его мучил другой вопрос: что делать, если риелтор будет паинькой и не даст ни малейшего повода свернуть себе шею? Неужели пустить эту гниду и дальше гулять по свету? Такому красавцу, по твердому убеждению Николая Подольского, было не место даже за колючей проволокой, но он сомневался, что сможет хладнокровно прикончить безоружного, покорно ждущего своей участи человека. В конце концов он решил, что станет разбираться с проблемами по мере их возникновения, и выбросил посторонние мысли из головы.