Андрей Воронин - Беспокойный

– Открывай.

Служивый обогнул его и, топая тяжелыми ботинками, скрылся внутри КПП. Мичман подошел к машине и обменялся с водителем ленивым рукопожатием. – Здорово, Константиныч, – как старого знакомого, приветствовал он его. – Как сам?

– Порядок, – лаконично ответил водитель. Глаза у него были красные от недосыпания и дорожной пыли, лицо осунувшееся от усталости, взгляд отсутствующий, а тон – вялый и равнодушный. – Ну, чего он там возится?

Было слышно, как матросик копошится за воротами, позвякивая железом.

– Салага, – пояснил мичман. – Всего два месяца, как от мамкиной титьки отняли. Военмор, защитник Отечества…

Он длинно сплюнул в темноту и достал сигареты, чтобы хоть чем-то заполнить паузу. Несмотря на рукопожатие и приятельский, хотя и предельно усталый тон, водитель старого «ниссана» был не из тех, с кем можно приятно поболтать, коротая время. Он никогда не грубил, не задирал нос и не отмалчивался, но мичман по опыту знал, что все разговоры, затеянные с ним или с любым из его коллег, каким-то волшебным образом, будто сами собой, увядают уже после второй или третьей фразы. Разумеется, никаким волшебством тут даже и не пахло, просто эти люди явно владели искусством направлять любой разговор в нужное им русло или пресекать его в самом зародыше. Мичман давно сообразил, что данное умение не является врожденным талантом, а приобретено на каких-то специальных курсах, и это открытие раз и навсегда отбило у него охоту вступать в длинные задушевные беседы с людьми, подобными «Константинычу». Ведь ясно же, кто они такие! То есть, наоборот, ничего не ясно, но из самых общих соображений следует, что от них лучше держаться подальше…

Они приезжали к воротам КПП на джипах, микроавтобусах и легковушках с гражданскими номерами, которые значились в особом списке автомобилей, имеющих право беспрепятственного проезда на территорию базы. Там, внутри, они подгоняли свои запыленные машины к черному ходу здания медсанчасти, а через некоторое время, достаточное, как правило, для того, чтобы не торопясь выкурить сигарету, отъезжали оттуда и обычным путем, через ворота, покидали территорию базы.

Мичману подумалось, что это явление воспринимается всеми как нечто вполне обыденное и заурядное только потому, что к нему все давно привыкли. На самом-то деле в посторонних авто, разъезжающих в темное время суток по территории военного объекта, обыденного и заурядного не больше, чем в бабе, пилотирующей реактивный истребитель или командующей большим ракетным крейсером. И почему они все время вертятся около санчасти? Какие такие грузы доставляют ее начальнику, доктору Симакову? Или, может быть, не доставляют, а, наоборот, вывозят с территории базы?

Ответов на эти вопросы у мичмана не было, и, поразмыслив секунды полторы, он, как всегда, пришел к выводу, что не хочет эти ответы знать. Машину, которая значится в списке, надлежит беспрепятственно пропустить через ворота, а ту, что в списке не значится, если таковая вдруг возникнет около КПП, следует как можно скорее наладить отсюда на все четыре стороны. Список скреплен подписью командира соединения – то есть, даже если Симаков у себя в санчасти варит наркотики на продажу или разбирает людей на органы, адмирал полностью в курсе. А совать любопытный нос в секреты высокого начальства – значит наживать большие неприятности, это ясно даже и ежу…

Мичман протянул открытую пачку водителю, и тот с усталым кивком взял сигарету. Дружественный ритуал совместного отравления продуктами горения табака требовал ответного жеста, который и был незамедлительно сделан: водитель взял с приборной панели бензиновую зажигалку, крутанул колесико и, высунувшись в окошко, дал мичману прикурить. С внутренней стороны ворот наконец послышался лязг отодвинутого засова; вахтенный матрос толкнул створки изнутри, заставив разойтись, а затем поочередно развел их в стороны, открыв ворота во всю ширину.

– Ну, давай, Константиныч, – напутственно произнес мичман, хлопнул ладонью по пыльному железу дверцы и, попыхивая сигаретой, зевая и почесываясь, двинулся к КПП.

– Ну, давай, – откликнулся водитель, включил передачу и плавно тронул машину с места.

Когда джип миновал ворота, матросик, придерживавший правую створку, заметил, что дверь багажного отсека закрыта неплотно. Он махнул рукой водителю, но тот, даже не взглянув в его сторону, дал газ. Джип укатил; провожая взглядом красные точки его задних габаритных огней, матрос пожал плечами: ну и хрен с тобой, раз ты такой умный! Водитель джипа ему не понравился, и вахтенный мысленно пожелал ему растерять по дороге все содержимое багажника. Пяти минут не пройдет, как от растерянного имущества не останется и следа; оставить без присмотра на территории любой воинской части вещь, имеющую хотя бы маломальскую ценность, – это то же самое, что уронить ее за борт во время сильного шторма: было и сплыло, забудь. И что с того, что на дворе ночь и все, по идее, спят? Выйди на главный плац, положи на землю пачку сигарет, отойди на пару минут, потом вернись, и – опля! – сигареты твои как корова языком слизала…