Спохватившись, он нажатием клавиши задействовал следящую и записывающую аппаратуру. Заминка была секундной, но она не укрылась от внимания полковника Черных, который удостоил своего ассистента косым, полным презрительного недоумения взглядом: спите, юноша?
Теперь изображение, закрытое многотонной свинцовой шторой, транслировалось на мониторы. Четверо испытуемых сидели, как корнеплоды на грядке, глядя прямо перед собой лишенными выражения, тусклыми, как у мертвецов, глазами. Недавно доставленный бомж беспокойно ерзал в ременной сбруе, опасливо поглядывая на серую стену, возникшую на месте того, что раньше выглядело как большое, от пола до потолка, зеркало. А двести девяносто пятый по-прежнему был бодр и весел. Он сидел, развалившись в стендовом кресле (разумеется, настолько, насколько это позволяли привязные ремни и провода многочисленных датчиков), смотрел куда-то поверх объектива следящей камеры и скалил в улыбке редкие желтые зубы. Он знал, что за ним наблюдают, но камеры были замаскированы, и это поневоле создавало иллюзию некоторой свободы; по крайней мере, теперь, когда эксперимент начался, он мог не опасаться дубинки санитара, и его улыбка, и раньше выглядевшая неуместно жизнерадостной, сейчас казалась едва ли не вызывающей.
Сидоркин заподозрил, что двести девяносто пятый просто-напросто сошел с ума. Иначе с чего бы ему так радоваться? И на что, интересно, он там уставился?
Подполковник вызвал в памяти скудное убранство стендовой камеры – в основном ту ее часть, которая не попадала в поле зрения камер. Смотреть там, хоть убей, было не на что. Боковые стены представляли собой просто ровные белые поверхности, скрывавшие под тонким слоем сухой штукатурки непроницаемый для излучений свинец и железобетон, способный выдержать недалекий ядерный взрыв. Под потолком вдоль передней стены, лицом к которой сидели испытуемые, тянулся ряд горизонтальных наклонных амбразур, в недосягаемой для взгляда глубине которых скрывались внешние устройства аппаратуры – направленные антенны излучателей, объективы телекамер и микрофоны звукозаписывающих устройств. Двести девяносто пятый смотрел поверх камеры, как будто там, на стене, красовалась видимая только ему одному надпись или сидело что-то живое – например, тот же таракан, появление которого здесь, на объекте, стало бы настоящей сенсацией, да что там сенсацией – чудом. В чудеса Сидоркин не верил, и выражение лица испытуемого не нравилось ему все сильнее.
– Дайте отсчет, – сухо распорядился Черных.
Подполковник ткнул пальцем в нужную клавишу. «Двадцать… девятнадцать… восемнадцать…» – зазвучал из динамиков старательно обезличенный, с металлическим оттенком женский голос. Сидоркину вспомнилось, что его шефа за глаза называют «полковник Смерть». По непроверенным данным, эту кличку придумал и пустил гулять по объекту все тот же двести девяносто пятый. Если так, это был первый случай, когда испытуемому удалось хоть чем-то заразить охрану и персонал лаборатории.
– Включить фокусировку, – приказал полковник.
Сидоркин снова коснулся клавиатуры, и на мониторе поверх изображения появилось тонкое перекрестие, отдаленно напоминающее прицел. Не в силах отделаться от одолевающих его мыслей, подполковник навел перекрестие на сморщенную, как печеное яблоко, физиономию двести девяносто пятого. «Шестнадцать… пятнадцать… четырнадцать…» Улыбка двести девяносто пятого стала еще шире, хотя это и казалось невозможным. Подполковник вдруг подумал о женщине, голос которой сейчас звучал из скрытых динамиков. Сейчас она, вполне возможно, уже старуха; не исключено, что ее давно нет в живых. Знала ли она, наговаривая на пленку нехитрый текст, где и при каких обстоятельствах будет звучать ее голос? И как бы она поступила, доведись ей об этом узнать?
То, что голос был именно женский, казалось изощренным издевательством. Женщин на объекте не было – не считая, разумеется, периодически доставляемых с Большой земли испытуемых женского пола, которых в целях сохранения собственного психического здоровья никто и никогда не рассматривал как людей. Впрочем, по непроверенным слухам, кое-кто из охранников порой злоупотреблял служебным положением, тайком наведываясь в их камеры после отбоя. У подполковника Сидоркина это вызывало сложную смесь зависти и брезгливого отвращения. С одной стороны, его организм был здоров, функционировал исправно и настойчиво требовал своего. А с другой, сожительство с испытуемыми, особенно после пары сеансов в стендовом кресле, было сродни скотоложству или забавам с надувной куклой… «Двенадцать… одиннадцать… десять…» Полковник Черных положил правую руку на верньер регулятора мощности излучения. Указательный палец левой застыл над клавишей «Ввод» стандартной компьютерной клавиатуры, которая здесь выполняла не вполне стандартные функции. Взгляд из-под очков привычно просканировал шкалы многочисленных приборов и датчиков и вернулся к монитору. По губам полковника Смерть скользнуло кривое и бледное подобие улыбки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу