Михаил Соколов - Гладиатор

И плывя, он подумал, что Нина пошла на это, чтобы спасти его от завтрашнего, нет, уже сегодняшнего боя, и, значит, так или иначе, он тоже виноват.

Вина, растянутая на многих, истончалась, как лунный свет. Его мучило воспоминание, как бездумно легко он ворвался три, нет, четыре дня назад в эту налаженную чужую жизнь, и вдруг оказалось, что и для него все происходящее здесь стало очень важно…

Он вспомнил, какой Нина была с ним и чего ей стоило скрывать свой страх перед отцом – какой страх! – от прилива чувств засвербило в горле, ползучая тоска глубже впилась в грудь, – но что же делать, что делать?

"Убить Барона", – подумал он и повернул к берегу.

Берег черной громадой колыхался впереди. Николай подумал, что, кроме мрака, ничего не видно и придется поискать еще свою бухту.

Да, думал он, убить его к чертовой матери! Он заслужил. Инцест всегда наказывался смертью, и только нынешние сверхчеловеки надеются, что им это сойдет…

А потом подумал: что смерть? Просто небытие, отсутствие радости.., но и горя, и печали. Надо бы перед смертью так наказать Барона, чтобы вызвать его скорбь.

Вот тогда его будет легко отправить в ад.

Может, лишить его денег? Но как? Трудно. Мысль, однако, понравилась, надо будет обсудить с Ниной…

Он опять вспомнил… Легкая боль кольнула сердце и прошла… Месть все излечит.

Близкий берег неожиданно дохнул запахом хвои и ароматом невиданных трав. Он поплыл вдоль берега, потому что не сразу нашел пляж: везде подступающие к самой воде скалы. Но сбился чуть; через десяток метров открылся бледно-серый песок, и он вышел на берег.

Сел прямо на песок у своего валуна. Взял пачку сигарет и мокрыми пальцами осторожно, за фильтр, выудил сигарету. Закурил. После купания особенно приятно сделать затяжку.

Можно, например, убедить публику, чтобы ставили на Гоблина, а потом победить это дебильное чудовище… Нет, тогда все достанется Барону.

"Надо посоветоваться с Ниной", – подумал он, чувствуя усталость. И верно, все начало вдруг рассыпаться на пестрые осколки – звезды, луна, зеркальные отражения в воде – он постепенно погружался в сон; внезапное растворение, приятное недомогание, вот все скрывается, словно течет, опять появляется, застывает, исчезает, пронизанное голубыми тенями проносящихся сновидений…

…Что за голоса доносятся с множества экранов?..

Сотни фильмов на любимую тему – скороговорка быта… Ночные подземелья спален… Холод лезвия в густой листве… Из всех углов несется хо-хо-хохот, нескончаемый, дьявольский… Гогочут, плюют, что они делают?.. Сейчас ночь, мрак скрывает от него Нину, мрак этого хохота всех гоблинов в публичных домах.

Смех отрывается от зубов, темный, злобный и, смешиваясь с мраком, превращается в крылья летучих мышей, мечущихся взад и вперед, вверх и вниз… Все толстые черные гости на торжественном ужине превращаются в летучих мышей и мечутся, рукоплескал крыльям тьмы… Вот идет похоронная процессия из погибших зверей… Впереди огромный кабан с перебитым хребтом, волоча задние ноги.., дальше идут собаки, волки, медведь, тигр, еще волки, носорог со следами резаных ран… Самые дальние погибли давно, уже успели истлеть… Есть и люди, многие совсем истлели, ходячие кости, давно погибли… Сколько же существует тотализатор?.. Все поют человеческими голосами, у всех в руках или лапах флаги… Присмотришься, видишь огромный зеленый доллар, плещущийся на ветру… Зеленый флаг, зеленый доллар…

Финансовый газават… Смеяться нужно над этим… Ее волосы рассыпаны по подушке… Черное пламя волос… Пламя их сгоревших душ… Неподвижная Нина в его объятиях… Они едут по Москве в кабриолете…

Они идут по берегу моря… Они плещутся в волнах вместе с дельфинами… Он трогал невесомую паутину ее тела, пока не коснулся руки, которую искал; но это был пустой рукав… Он бросился к ней, но тут из клеток выпустили римских легионеров, и они заступили дорогу… Он борется, отчаянно рвется к Нине…

Николай размахивал во сне руками, сражался с врагами… Скрипит зубами… Слепнет… Старается зубами разорвать тончайшее покрывало мрака, отделяющее его от блестящей толпы римских легионеров… Он вооружился мечом… В каждой руке по пистолету-пулемету "скорпион" чешского производства… Легионеры сомкнули ряды, и пули веером отлетели прочь…

"Смотрите, ее зарывают живьем! – кричит он им. – Она еще жива, а ее собрались закапывать живьем!…

Она ничего не может одна! Смотрите! Ее кладут в могилу без гроба, а сверху бросают горсти земли, которые зелеными долларовыми бумажками укрывают ее… Глядите!.. Ее хоронят под долларами!.. Разве можно не верить собственным глазам! Она не может выбраться из-под этой массы денег!.." Его голос потонул в пронзительной песне Киркорова, певшего турецкую песню с упоминием мамы, его голос потонул в грохоте барабанчиков, сделанных из пустых голодных кишок и черствых хлебных корок, растворился в толпе нищих стариков, впереди которых важно шли пузатые министры-капиталисты, вскидывая вверх ноги, большие, как "Крайслеры", и все, проходя мимо могилы Нины, делали скорбные лица и шли дальше…