Михаил Соколов - Гладиатор

Надо было не ублюдка Колена, а кого-нибудь толстопузого!..

И вновь животная ненависть и злоба вернулись к нему. Не владея собой, не понимая, что делает, он выбросил руку вверх.

– А-а-а! – закричал он. – Я вас всех!..

Трибуны завопили еще громче. Безумие усиливалось. А-а-а! Будьте вы!..

Из раскрытых решеток прохода между трибунами к нему бежали служащие, мужчины в смокингах, женщины… Он понимал, что цел и невредим. Искалеченный Колян в отключке лежал на опилках. Николай не мог отвечать на вопросы, не мог ни с кем говорить. Он повернулся и пошел к выходу, прочь от этого постыдного боя, неожиданно превратившегося в грязную драку. Он чувствовал себя несчастным. И все же, все же, где-то в глубине души буйно шевелилось сейчас еще задавленное, сдерживаемое, но готовое вырваться ликующе: он победил! Он вновь победил!

Какой-то служащий в униформе довел его до номера, открыл его же ключом, сложил принесенную одежду Николая и ушел. А через полчаса Николай пришел в себя. Но воспоминания об этой схватке надолго оставили в его душе ощущения самые противоречивые.

Внешне отношения Отари Карловича с дочерью были такими же, как всегда. Да и что могло измениться в их, общем-то, налаженной, хоть и насыщенной событиями жизни? Однако парадокс заключался в том, что сверхплотный набор событий и составлял рутину их жизни, а поскольку силы души по привычке не отвлекались на внешнее, Отари Карлович, сам себе в этом не признаваясь, мгновенно заметил перемену в поведении дочери, как только появился этот милиционер.

За те два дня, что милиционер жил здесь, ему неоднократно докладывали о том, сколько времени Нина проводит в обществе Казанцева. Однако Отари Карлович строго пресекал все, что выходило за рамки сухого изложения фактов, выводы предпочитал делать сам. Дочь его была выше всех подозрений именно потому, что очень напоминала ему рано умершую жену.

Он не хотел видеть и не видел, что весь обслуживающий персонал давно уже знал: отношения Нины с этим прытким кандидатом в покойники, который должен принести еще много, очень много денег, давно перешли грань чисто деловых. Он не позволял себе думать об этом и не думал, но вместе с тем в глубине души, никогда не выказывая этого самому себе и не имея на то никаких не только доказательств, но и подозрений, был уверен, что его чистая, непорочная дочь перешла дозволенную грань, что не могло не вызвать у него глубокой досады.

Все произошло так внезапно! Так неожиданно! Все эти годы, когда Нина превращалась из неловкого подростка в ослепительную красавицу, Отари Карлович видел, насколько она отличается от всех прочих девушек, насколько она выше и чище. И как отец чувствовал себя отмеченным богом. Но теперь, когда над ним нависла беда, он не только не думал о том, как отвести ее, но вообще не хотел знать правду, потому что она была слишком ужасна, слишком нелепа.

Впрочем, вмешиваться в любом случае нужды не было, потому что близился завтрашний день, а с ним и развязка.

Нынешний же день был чрезвычайно насыщен делами для Отари Карловича; но с утра еще, составив расписание дня, он решил, что тотчас после обеда заедет к дочери и сделает все возможное, чтобы остаток дня и ночь были лишены неудобств от присутствия Николая Казанцева. А завтра? Завтра он лично собирался проследить за процедурой подготовки Гоблина к схватке, чтобы, как обычно, исключить малейшие сомнения в исходе заключительного боя на арене, Утром у Отари Карловича не было ни единой свободной минуты. Позвонил подполковник Мишин и достаточно настойчиво набивался на представление, как он выразился. Отари Карлович ехидно ухмыльнулся при этом, ибо стыдливый эвфемизм представителя формальной власти (истинную власть в этом городе представлял, разумеется, он, Барон) на счет гладиаторских боев говорил о многом, что касалось заместителя начальника Управления МВД города.

Подполковник Мишин обещал предоставить чрезвычайно интересную информацию. В общем, пришлось его пригласить на завтра. Сегодня все уже расписано.

Завтра пусть приезжает, поставит сколько может на тотализаторе.

Затем секретарь доложил о звонке капитана Сапожкова, человека мелкого, хитрого и глупого. Но полезного, ибо был всегда под рукой. Этот подождет, ничего интересного от него все равно не узнаешь.

Деньги, конечно, будет клянчить под предлогом преданности и полезности. Потом явились посетители, в том числе и мэр города, просивший денег на городской фонтан и еще кое на что. Подсунул, подлец, липовую смету, ее применение было яснее ясного. Ну да черт с ним, подписал. Бухгалтер принес толстую кипу бумаг на подпись. Это уже были настоящие документы. Главный повар пришел жаловаться на директора ресторана. В общем, рутинных дел, отнимавших так много времени, оказалось больше чем достаточно.