Александр Тамоников - Цена предательства

— Сидим, ковбой?

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Что же ты так, по-глупому попал?

— А разве можно попасть по-умному?

— Тоже правильно! Я тебя понимаю. У меня был подобный случай. Жена изменила, а я любил ее. Клянусь, пристрелил бы! Я тогда в наряде стоял и домой слинял по-тихому, а там моя благоверная с майором, начальником клуба, в постели забавляется…

— Так почему не пристрелили?

— Осечка вышла, патрон в патроннике наперекос встал, пока выбросил его, любовники в чем были в окно на улицу ломанулись. Даже окно не открыли. Хорошо, что в бараке жили, с первого этажа ушли. Вот так! Но тогда баба виновата была, а у тебя? Порядочная девочка, ты — нормальный пацан, а что допустил? Слышал, как все у вас с невестой вышло. Ну а «хомута» зачем бил?

Он-то тут при чем был? Ведь без согласия женщины никакой свадьбы не было бы. Значит, она добровольно за него пошла? За что же старшину бить?

— За все его паскудство!

— Если бы это что-то изменило, то я, может, и понял бы, а так ты камеры этой добился. Хорошо, хоть дело прекратили. Да! Кстати, ты с невестой своей бывшей увидеться не хочешь?

— Что?

— Пришла она. Просит встречи с тобой. Хоть и запрещено это Уставом гарнизонной службы, но ладно. Решение за тобой! Хочешь, пропущу сюда, нет, откажу. Но я бы на твоем месте поговорил с ней. Может, ничего и не изменится, но тебе легче станет, по себе знаю. Ну что?

— Пропустите!

— Только постарайтесь недолго, а то принесет нелегкая какого проверяющего, ее и спрятать здесь негде будет. Ну а коли разговор серьезный пойдет, не торопись, как-нибудь, если что, отмажемся.

— Спасибо вам, товарищ старший лейтенант.

— Удачи тебе, курсант!

Он ушел, и минут через пять в камеру вошла Вера. Во всем черном, словно траурном одеянии.

— Здравствуй, Володя.

— Здравствуй.

Вера присела на кончик принесенного старлеем табурета.

— Как неуютно тут и темно, страшно.

— Да. Это не твоя спальня.

— Сам же виноват!

— А разве я на что-то жалуюсь?

— Нет, ты не из таких.

— Зачем пришла?

— Не знаю. Внезапно почувствовала непреодолимое желание увидеть тебя и пошла. Думала, пропустят, хорошо. А нет, так, может, и лучше будет? Успокоюсь!

— А что тебя волнует?

Вера не ответила на вопрос Володи, задав свой:

— Скажи мне, Володь, в ту проклятую ночь у тебя действительно ни с кем ничего не было?

— Какая тебе теперь разница?

— Большая!

— Не было. Ни с кем и ничего! Только водка свалила меня! И ничего я не понимал. Ты же знаешь, я не пил, а тут… Да что об этом теперь?

— Мне сказали, что тебя не будут судить и дадут закончить училище.

— Мне без разницы, что мне дадут, а что нет.

— Понимаю.

— Сейчас что-либо понимать поздно. Дело, как говорится, сделано! И страшное не в том, что стали бы меня судить и на сколько приговорили бы. Страшное в другом. В том, что ты не поверила мне. Даже не захотела выслушать объяснений! Все решила сама. Раз и навсегда!

Вот что для меня страшнее и обиднее всего. И еще то, что в мое отсутствие вышла замуж за Крамаренко. Хотя до сих пор любишь меня! Ведь любишь?

— Речь не обо мне!

— А обо мне ее вообще никакого смысла нет вести.

Да, я виноват! Виноват во всем! Но и наказание несу такое, что не дай бог другому! За все я заплатил сполна, даже за то, чего не делал. Так что обо мне говорить? Иди, Вера, будь счастлива, если сможешь, со своим мужем.

Обо мне забудь. Так будет лучше для нас обоих! Иди, прошу тебя, мне плохо!

Смахнув набежавшую слезу, Вера встала и направилась к выходу. Неожиданно остановилась.

— Володь, поверь…

— Вот только. Вера, жалеть меня не надо, хорошо?

Очень тебя прошу об этом!

— Не буду. А насчет того, люблю ли я тебя? Да, люблю! Прощай, любимый!

Она подошла к двери, тут ее остановил уже Володя:

— Вера! Прости меня!

Она кивнула головой.

— И еще, запомни, ты навсегда останешься для меня единственной по-настоящему любимой женщиной. Прощай!

Дверь захлопнулась, оставив Бережного в одиночной камере. Он подошел к стене и начал бить в нее кулаками, разбивая в кровь кисти рук и не замечая этого. Только стон срывался с его губ.

Выйдя с гауптвахты, сдав экзамены и получив до выпуска свободный выход в город, как-то вечером Володя прошел парк Дома офицеров. Нашел скамейку, на которой когда-то сидел в обиде на то, что Вера танцует с Крамаренко. Присел, закурил.

И надо же было такому случиться: рядом вновь появилась знакомая размалеванная девица!

— О! Кого я вижу? Эдик? Или как тебя там? Что смурной такой?