Скажу больше: ты подал этот знак в течение примерно пятнадцати минут после того, как губернатор сел в машину и вы отъехали от дома Комарова. Ты мог сразу мигнуть фарами или подфарником, мог сделать это или нечто такое же позже, но ты это сделал. И если ты сейчас назовешь этого человека, будем считать, что самая трудная часть нашей беседы уже позади.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — заявил водитель.
И тотчас, без всякой задержки, маленький как-то странно махнул рукой, и на голову водителя обрушилась такая лавина боли, какой он не испытывал даже тогда, когда попал в аварию и его зажатую искореженным железом ногу вырезали автогеном.
При этом он не терял сознания, каждая крупица боли находила свое место и не исчезала, пока не источала свою силу. Он не знал, сколько продолжался этот ад — десять минут или час. Но скорее всего — не больше трех или пяти минут, потому что за это время его собеседники никак не сменили своих поз.
Когда боль наконец отпустила и он получил возможность все видеть и слышать, маленький заметил, обращаясь к высокому:
— Извини, Боцман. Я знаю, что ты не сторонник таких методов. Я тоже. Но это гораздо эстетичнее, чем зажимать яйца в дверях, а иногда оказывается и эффективнее. Страшна не боль. Страшен страх боли. Он его испытал. И испытает еще, если будет продолжать нести чушь, а не давать прямые и точные ответы на наши вопросы. Что успокаивает мою совесть? Я тебе скажу. Если бы мы попали в его руки, он не озадачивался бы морально-этическими проблемами. Нет, не озадачивался. Но в данный момент, Костя, повезло нам, а не тебе. Поэтому кончай строить из себя Зою Космодемьянскую, если ты знаешь, о ком я говорю, и отвечай на наши вопросы. Коротко и точно. И правдиво, разумеется. Итак, когда ты подал знак?
— Сразу, как только отъехали.
— Какой?
— Мигнул левым подфарником. Хотя поворачивали мы направо.
— Сигнал был заранее оговорен?
— Да.
— Кому ты подал сигнал?
— Не знаю.
— Это не текст в нашем разговоре. Костя. В нашем разговоре не может быть слов «не знаю».
— Но я действительно не знаю! Было почти темно, туман. Я и понятия не имею, кто увидел мой сигнал.
— А кто должен был увидеть?
— Этого я тоже не знаю. Маленький обернулся к товарищу.
— Боцман, выйди на три минуты, а? Не могу я издеваться над твоей изнеженной психикой. Клянусь, я не сделаю ему слишком больно. Я сделаю только так, чтобы он вспомнил, что такое боль. Заодно принеси полведра воды. Она может понадобиться.
— Нет! — сказал водитель. — Нет! Пожалуйста, не нужно! Я все скажу. Все, что знаю. Я действительно не знаю, кому подал знак, когда мы отъехали от дома Комарова. От меня ничего и не требовалось. Лишь мигнуть не повороте левым подфарником, если переговоры закончатся неудачей.
— Кому ты подал сигнал — не вопрос, — заметил маленький. — Ты подал сигнал убийце. Через двадцать минут Николай Иванович Комаров был застрелен.
— Я не имею к этому никакого отношения! — воскликнул водитель. — Клянусь жизнью моих детей! Клянусь всем, чем только можно!
— Я склонен поверить, — заметил Боцман, когда водитель перестал бить себя в грудь.
— А у меня и сомнений на этот счет не было, — ответил Мухин. — Нерационально.
Для чего вводить в горячую схему лишнего человека? Его использовали для другого.
И практически втемную. А вот кто использовал — это он знает и сейчас нам подробно расскажет. Ну, Костя? В какой-то из дней накануне убийства Комарова, а еще вернее — за неделю или даже за две, ты встретился с человеком, с которым раньше никогда не встречался. И встреча эта произошла по его инициативе, хотя и могла выглядеть совершенно случайной. Чтобы ты не перенапрягал свою память, подскажу, что именно этот человек приказал тебе дать сигнал, о котором мы только что говорили. Ты помнишь, конечно, этого человека?
— Да. Но я не знаю, кто он. Он никогда не представлялся и не называл себя. И губернатор его не называл. Однажды, примерно за неделю до всех этих событий, он вызвал меня и сказал: «Поговори с этим человеком». Мы спустились в холл первого этажа и поговорили.
— О чем? — спросил маленький.
— Разговор был пустой и дурацкий. Он спросил, нравится ли мне эта работа. Я сказал: да. А что? Зарплата нормальная, под машиной ночами не нужно лежать. А что не подхалтуришь — ну, сейчас с халтурой негусто, столько частников навалило, что по улицам не проехать. Он спросил, понимаю ли я, что на должности водителя губернатора должен быть человек, проверенный во всех отношениях. Я сказал: проверяйте. Сидеть я никогда не сидел, прав по пьянке не лишался, всего одна серьезная авария была в жизни, да и то не по моей вине. Принимаю тоже в меру, и с этой стороны ко мне не подкопаешься. Он сказал, что речь идет не о прошлом, и по биографии ко мне никаких претензий нет. Речь о будущем. Губернатор — серьезная политическая фигура, и он может стать объектом внимания криминальных группировок и даже западных разведок.
Читать дальше