Андрей Таманцев - Рискнуть и победить (Убить демократа)

Здесь им пришлось ждать часа полтора. Наконец на подъездной площадке возле дома появился 500-й «мерседес» губернатора, охранники провели шефа до дверей квартиры, потом вернулись, и машина резко, будто потеряв свой вес и значительность, взяла с места.

— Он высадит их на площади Победы, а сам поедет в гараж.

Это были единственные слова, которые произнес водитель за все время.

— А потом? — спросил маленький.

— Поедет домой. Будет ловить попутную тачку. Вот тут вы и подвернетесь.

— А если другую поймает? — засомневался высокий.

— Оглянитесь. Много вы видите других тачек? Двое огляделись. Других машин не было вообще. В такие туманные вечера местные водители предпочитали сидеть дома у телевизоров. И даже те, кто промышлял частным извозом, не утюжили попусту улицы, а кучковались там, где возможен был клиент — в аэропорту, на вокзале и возле гостиницы «Висла».

Они немного отъехали, притормозили в глухом переулке.

— Счастливо, — сказал водитель и вышел из машины. — Схему связи знаете.

— А мне ни к чему светиться.

И он исчез в темноте переулка.

Волнения пассажиров «тойоты» оказались напрасными. Оставив губернаторский лимузин в гараже, водитель вышел из ворот и остервенело замахал руками перед капотом «тойоты».

— Ребята, полтинник до седьмого квартала! Тут ехать шесть минут!

— Ты лучше покажи нам, как до Липок доехать, — ответил маленький. — А то мы уже час крутимся. И спросить не у кого.

— И никакого полтинника не нужно, — добавил высокий.

— Сейчас все оформим в лучшем виде, — заверил водитель, залезая на заднее сиденье. — Давай пока прямо!

Больше ничего он сказать не успел. Что-то слегка щелкнуло у него в районе шеи, и он надолго потерял сознание.

Когда он очнулся (а очнулся он от ведра воды, вылитого на него сверху), то обнаружил, что сидит на обыкновенном табурете, ничем к нему не привязанный, а перед ним — простой верстак, обитый белой оцинкованной жестью, совершенно пустой. Комната, в которой он находился, напоминала подвальную мастерскую, царство не то столяров, не то сантехников. В комнате не было ничего угрожающего, даже ножа на столе. И эти двое, к которым он по дурости влез в «тойоту», тоже мирно сидели тут же на лавках, ожидая, когда он очухается.

Водитель был комплекции крупной, нрава не очень мирного, но у него даже мысли не мелькнуло оказать хоть какое-то противодействие своим похитителям. В их позах, манере двигаться, даже сидеть было нечто такое, от чего хотелось забиться под лавку, как хочется обыкновенному человеку убежать куда-нибудь подальше из комнаты, в которой разгуливают два тигра или две рыси.

— Ресницы подрагивают — очухался, — констатировал маленький, вглядевшись в лицо водителя. — Хватит придуриваться, открывай глаза.

Водитель открыл глаза. Руки-ноги были целы, ничего не болело, нигде никакой крови, одежда мокрая, но целая. Только возле левого уха чуть побаливала какая-то точечка — с ее помощью, видно, его и отключили.

— Олег Мухин, — представился маленький. — Прозвище, естественно. Муха. Ну, а какое другое прозвище может быть у человека с такой комплекцией и с такой фамилией? — И сам же ответил:

— Никакого. А это Дима Хохлов. Прозвище — Боцман.

Потому Боцман, что когда-то начинал в морской пехоте. До такого высокого звания, как боцман, он, конечно, там не дослужился, но мы уж его так зовем по привычке и из уважения. Потому что если бы он подольше там послужил, обязательно стал бы боцманом. Или даже старшим боцманом, он у нас очень способный, очень.

— Кончай трепаться, — довольно добродушно прервал Хохлов.

— Во-первых, я не треплюсь, а говорю чистую правду, — возразил Мухин. — А во-вторых, нужно же о чем-то поговорить с человеком, прежде чем переходить к делу. А то он может черт-те что подумать про нас. А я не люблю, когда про меня думают черт-те что, а тем более несправедливо. И ты не любишь. Вообще никто не любит. И наш друг Костя Зайончковский тоже не любит. Я правильно произнес твою фамилию, ничего не перепутал?

— Правильно, — подтвердил водитель.

— Вот мы и начали приличный, вежливый разговор, — обрадовался Мухин. — Извини, Костя, что не можем предложить тебе закурить. Твои сигареты размокли, а своих у нас нет. Ни я, ни Боцман не курим. Отучил нас один наш друг. Доказал, что курить вредно. А знаешь как? Навьючил на каждого килограммов по шестьдесят разного скарба, ну — взрывчатки, того-сего, и прогнал два броска по тридцать километров.