Андрей Таманцев - Автономный рейд

Да и то, что спала она с кем попало, хоть головой не осуждал, но сердцем почему-то воспринимал как предательство. Жалел, что узнал о ней такое. Раздражался на себя за то, что сейчас, когда у меня полно насущных бед и проблем, отвлекаюсь на бессмысленные грезы. Я тут о ней думаю, а она, может, как раз сейчас уступает кому-то — это в лучшем случае, а то и наслаждается — в силу служебного долга и природного призвания... Эта мысль хорошо меня отрезвила. Стоп, не мальчик уже. Хрен бы с ним, с ее белым телом. Лучше самого себя вручную обслуживать, чем гнить в какой-то яме. С памятником или без.

Волевым усилием я похоронил все сексуально-романтические позывы, снова прополоскал рот растительным маслом, сделал плотную зарядку и довольно удачно помедитировал. Полной ясности не обрел, но примерная канва действий наметилась. Пока пил кофе и изучал из-за занавесок ситуацию во дворе, еще раз прикинул свои шансы.

Эх, надо было бы сесть и на бумажке расписать-разложить все происходящее. Картировать ситуацию, как учили инструктора и командиры. Но у меня голова какая-то дурная в этом смысле. Она делает не то, что мне нужно по ситуации, а то, что ей хочется самой. Вот не лежала у меня сейчас душа к бумаге, и все тут. Просто зудело все внутри, так хотелось размяться-пробежаться, что-то делать, действовать. Матеря себя за неумение заставить жить по правилам, я нарядился старухой. Утешался тем, что если жить как надо, то какая это, на фиг, жизнь? Каторга это, а не жизнь.

Лукавил, конечно, перед собой. Знал, что когда прижмет, когда навалится все отложенное, когда обожжет все непродуманное, когда не продохнуть станет, вот тогда я все себе припомню. Умен и усидчив стану задним числом. В пальтишке и «дачных» ботах Катерины, выпятив горб-рюкзачок, в котором под пальто лежало, помимо содержащегося в той сумке, что я тащил в руках, кое-что из оборудования, запасной одежды и на всякий случай оружия, я проковылял в дальний конец микрорайона. Там, напротив гастронома, нашел подходящий телефон-автомат, давно выведенный хулиганьем из строя. Достал из сумки свой аппарат и, подключившись к линии, позвонил своей связной — инвалидке. Нехорошо так женщину называть, но так уж она в моих мыслях отпечаталась. Да вовсе и не уничижительно я ее назвал, а даже с уважением.

Инвалидка, но деятельная. Она ведь диспетчером на телефоне не только меня обслуживала, не один я не доверял пейджерам. Так что зарабатывала она достаточно, чтобы никому не быть обузой.

Минут пятнадцать я не мог дозвониться, потому что телефон у Любови Никитичны был непрерывно занят, а потом она наконец ответила.

— Здравствуйте, — откликнулся я высоким голосом. — Это Константин Васильевич. Есть что-нибудь для нас?

— Наконец-то! Масса звонков, а вы все не объявляетесь. — Любовь Никитична зашуршала записями. — Диктовать?

— Минуточку. — Я достал блокнотик и автоматический карандаш. — Давайте.

— Большинство звонков для Олега. Его спрашивал Пастухов, просил перезвонить. Телефон сказать?

— Говорите.

— Еще очень просил позвонить Николай Матвеевич, телефон... Успеваете?

— Успеваю.

— Гумеров — телефон... Солодухина — телефон... Архипкина — телефон...

Шмелев — телефон...

— Минутку, — попросил я.

Диктовала Люба четко, размеренно, но я ведь на весу писал, в продуваемой будке. Не хватало еще не правильно какую-нибудь цифру накорябать, а потом позвонить не туда. Хотя время и поджимало. То, что она произнесла слова «масса звонков», означало, что кто-то у нее обо мне выспрашивал. Раз так, значит, ее телефон вполне могли прослушивать и, может, сейчас уже кто-то определял, откуда я звоню.

— Извините. Скажете, когда можно будет продолжать.

— Повторите последний номер.

— Шмелев. Телефон... Зинуля — так эта дама назвалась: «Зинуля».

Телефон... Все.

— Спасибо.

— Это вам спасибо. С наступающим вас. Всего хорошего в Новом году, счастья и здоровья! Олегу тоже передайте мои поздравления.

Ничего себе — через полторы недели Новый год, а я даже и не думал об этом.

— Вам тоже всего наилучшего. — Я спешил, поэтому был суховато-вежлив.

— Счастья! До свидания.

Быстренько сложив в сумку свою технику и приготовив газовый пистолет, я засеменил прочь от будки. Потоптался на автобусной остановке, потом побрел к переходу и — в гастроном. С тех пор как я последний раз заглядывал в него, он здорово изменился. Теперь тут вдоль витрин понаставили киосков-прилавков, и улицу можно было разглядеть, только стоя между дверями. Туда я и вернулся. Ждал, делая вид, что отдыхаю, опираясь на дверь. Что взять со старого человека.