Андрей Таманцев - Автономный рейд

— Куда, твою мать, «пойдем»? И не умничай, пальцем покажи — так быстрее будет!

Ошалело отвесив челюсть, он ткнул пальцем в сторону того номера с телекамерами, от которого я давеча гордо отказался.

Дверь его была приоткрыта, и, влетев туда, я, не оборачиваясь на тут же щелкнувший за спиной замок, уставился на связанную красотку. Новенькая.

Третья. Старовата. Лет тридцать пять — сорок. Титьки висят плоско, кожа желтовата. Перепугана. Не плачет даже, а лишь тоскливо подвывает с противным, но неизбывным бабским: «Ой, дура я, дура... Ой, сволочи вы все, сволочи!» Мало того что волосы сальные и нечесаные, так еще и запахи: до двери потом шибает, будто не мылась от рождения. Я чуть не замахнулся, чтобы врезать ей за вопиющее пренебрежение гигиеной, но тут до меня дошел юмор ситуации.

Она ж не виновата, что она — не Ирина.

И надо сказать, что подобная острота ощущений была внове для меня.

Конечно, мне приходилось и раньше чувствовать запах женщин, но прежде внимание на этом как-то не концентрировалось. Даже если что-то и не нравилось, оно скользило мимо. Вероятно, снадобье на сей раз, без водки, обострило мое обоняние.

И не только его. Бросалось в глаза, насколько ей больно от суровой сцепки, теоретически возбуждающей зрителя, а практически вызывающей в нем омерзение, чуть-чуть разбавленное жалостью.

Нечто похожее я испытал как-то летом в Грозном — еще до всех дудаевских штучек с рабовладельческим государством Ичкерия. В общественном туалете возле рынка. Зашел, потому что приспичило. А там такая — буквально — куча, обставленная по периметру (местная специфика) бутылками с водой, такая вонь, что у меня разом все потуги пропали. С тех пор уверен: игры в независимость, как и то, что прикрывают словами о борьбе за целостность, — одна большая куча дерьма, обставленная бутылками для подмывания тех, кто ее наложил. И каковы же сволочи те, кто вынуждает людей подобное разгребать?

Не к столу будет сказано. Не прошу у пацифистов прощения за фекальные детали. Какая обстановка, такие и подробности. Пусть скажут спасибо, что не описываю, каково прятаться от пуль за обделавшимся трупом того, с кем на пару минуту назад мечтал попить пивка на Арбате.

Наслаждаясь такими ассоциациями, я достал ножик, заначенный еще во время торгов с Михуилом. Увидев в ее округлившихся глазах готовность к истошному воплю, предупредил:

— Сейчас шнур разрежу... — Мог бы и развязать, но лень было возиться, да и не нужен он мне в таком количестве.

Пока она, услышав мой голос, переваривала смысл сказанного, мои действия показали, что кричать уже незачем. Что не разрезал — отмотал, и по тому, как она кряхтела и ежилась, понял, что ей в этой позе недолго пришлось корчиться. Она больше изображала муки, чем их испытывала.

Любопытно... Я снял с нее обрывки веревки, подивился тщательному малиновому маникюру и, когда она опять уставилась на меня, теперь уже с недоумением, дал вводную:

— Брысь в ванную. Вымойся. И чтобы без халтуры, а то задницу ампутирую!

— Спасибо, — ошарашенно отозвалась она и, держась за стеночку, заковыляла в санузел.

Со спины фигурка ее смотрелась лучше. Упруго, хоть и в синяках, как лошадь в яблоках. В походке, несмотря на обстоятельства, ощущалась грация, бедра качались аппетитно, но я, давя в себе предвкушение, собирал веревки.

Один подходящий кусочек сунул в нагрудный карман рубашки, остальные положил в тумбочку. Аккуратист я не только по роли. Мне, как и многим дуракам, нравится педантичность.

Потом разделся, складывая брюки и прочее на столе, не стесняясь демонстрировать камерам, что во всеоружии готов к совокуплению, и ставку делая на то, что вряд ли главарь сам сейчас следит за мной. Нет у него времени на непосредственное наблюдение А для рядового наблюдателя что завлекательного в том, как голый мужик под одеяло залезает? Наверное, они другого ожидали и слегка разочарованы, гадают: извращенец я в конце концов или нет? Вот пусть и маются. Никакими особыми зрелищами я их сегодня не порадую. Обман чужих ожиданий — тоже ведь обман.

Лежал и сам себе удивлялся: впервые, готовясь к приходу бабы в койку, я чувствовал что-то подобное. Кто бы раньше рассказал — не поверил бы.

Зная, что мне предстоит, именно сексуальную часть предстоящего я воспринимал как скучную необходимость. Лень мне было ее иметь, вот что. И это — радовало. Потому что позволяло надеяться, что приводящая меня в смятение неожиданная, непривычного накала тоска по зеленоглазой — не от наркоты только, но и по желанию собственной души.