Андрей Таманцев - Двойной капкан

Первой причиной является их непомерно возросшая алчность. Даже за участие в операциях, не связанных с риском для жизни, они требуют не меньше 50 тысяч ам. долларов на каждого, причем наличными и вперед.

Второе. При выполнении поставленной перед ними задачи они проявляют далеко не всегда оправданную обстоятельствами жесткость, а порой и вовсе выходят за рамки закона.

Третье. Беспрекословно подчиняясь своему командиру Пастухову, они слишком часто игнорируют указания руководителей операции, достигая цели методами, которые им самим кажутся более оптимальными.

Четвертое. Несмотря на то что уже в течение довольно длительного времени оперативный отдел УПСМ не привлекает их к сотрудничеству и, следовательно, никаких гонораров не выплачивает, все фигуранты, судя по всему, не испытывают недостатка в финансовых средствах, хотя только один из них, Пастухов, работает в построенном им столярном цехе. Возможно, они выполняют конфиденциальные поручения частных лиц или коммерческих структур, но нельзя исключать и их связи с крупным криминалитетом — связи если не существующей уже, то вполне вероятной в будущем.

Мне не было разъяснено, чем конкретно был продиктован запрос ССБ, поэтому я лишен возможности дать более подробные комментарии.

Начальник оперативного отдела УПСМ полковник Голубков".

Голубков расписался, еще раз тяжело вздохнул и пошел к Нифонтову.

Рабочий день давно закончился, коридоры были пусты, в приемной начальника УПСМ даже дежурного не было, а сам Нифонтов сидел на краю стола, вжав в ухо трубку телефона спецсвязи, и подавал лишь короткие реплики:

— Да… Есть… Понял… Все-таки он?.. Ну, сука!.. Понял. Все, конец связи.

Он вернул трубку в гнездо аппарата и объяснил:

— Нашли. Майор. Лысый. Как зайдешь — первый стол справа. Фамилия тебе не нужна, других лысых там нет. Второй референт — подполковник. Ну, что ты создал, показывай!

Голубков положил перед ним листки. Нифонтов быстро пробежал текст и сочувственно покачал головой:

— Поэма! Непросто было это написать, а? — Голубков не ответил. — Насчет духовного перерождения, — помолчав, продолжал Нифонтов. — Понятно, зачем ты вставил эту фразу. Но не кажется ли тебе, что в ней есть и небольшой истинный смысл?

— Не кажется, — буркнул Голубков. — Это полная туфта. И предназначена она не для твоих глаз. Сам знаешь для чьих.

— Я когда-то прочитал, что борьба, даже за правое дело, не делает человека лучше, — заметил Нифонтов.

— Делает хуже? — хмуро переспросил Голубков. Дурацкие и совершенно не ко времени и не к месту рассуждения Нифонтова почему-то очень его раздражали.

— Хуже? Не знаю. Но и не лучше. Я служу уже тридцать лет. Как и ты. Стали мы за это время добрей? Нет. Мудрей? Нет. Великодушней? Вряд ли. Мы стали опытней, да.

Возможно, умней. Но не более того. Нет, не более. А они — молодые ребята. Им бы жить и жить. Влюбляться, жениться, растить детей, радоваться каждому божьему дню. А мы швыряем их в ад.

— Вот давай и будем думать о том, чтобы они выбрались из этого ада живыми и невредимыми. А о спасении их душ будут молиться те, кто их любит. Потому что некому больше. Некому! — повторил Голубков.

— Ладно, займемся делом, — согласился Нифонтов. Он еще раз очень внимательно и как бы чужими глазами перечитал подготовленный Голубковым текст и подвел итог:

— Ну что? Если бы я был Пилигримом, то как раз такую команду и заказал бы.

По-моему, все на месте. Должно сработать.

— А если нет?

— Будем искать другие подходы.

— Он шакал, — заметил Голубков.

— Кто?

— Пилигрим.

— Почему?

— Не знаю. Такое у меня ощущение.

— И что?

— Ничего. Просто сказал. Очень осторожные твари.

— Пастухов проинструктирован?

— Да.

— Как?

— Как мы и договаривались. «Ничего сверх меры».

Нифонтов помолчал, словно бы оценивая ситуацию не в частностях, а в целом, и убежденно повторил:

— Должно сработать. Чует мое сердце — клюнет!

Через три дня полковник Голубков позвонил начальнику УПСМ из войсковой части ПВО, базировавшейся в тридцати километрах от Затопина, и сказал только одно слово:

— Клюнул!

Этих двоих я приметил еще в поселке новых русских, когда привозил туда очередную партию столяры и двойные стеклянные блоки размером три на два метра для оранжереи, которую мой первый заказчик-банкир надумал пристроить к южной стене своего замка. Ну почему бы и нет? Красиво жить не запретишь!