Андрей Таманцев - Гонки на выживание

— Да что случилось, папа?

— Сказано тебе — запутался. Я наделал много такого, что делать было нельзя, никогда. Путь назад мне отрезали. Меня взяли за горло и держат крепко. Суки газетчики называют это нашей круговой порукой. Чего мудрить, так оно и есть… Вырваться они мне не дадут. Я сам загнал себя в этот загон, куда в любой момент могут прийти и заколоть меня как свинью.

— Отец… Ты что?! Это так серьезно?

— Серьезней не бывает. А теперь они затеяли такое… Ну там… с «Армадой». В общем, так: пока силы есть, я буду держаться до последнего. Я не баба, не тряпка. Дать себя сожрать — нет уж, хрен вам! Короче говоря, если вдруг окажется, что генерал Сидорчук ушел из жизни каким-то странным, непонятным образом, ну… выпал из окна, попал в автокатастрофу, покончил жизнь самоубийством… — Что ты говоришь, пап?

— Молчать, майор! Слушай внимательно и запоминай. Всех вас тогда возьмут под особый надзор. Дома все перероют, вы и не заметите. Бумаги, документы — якобы по соображениям секретности — изымут и увезут. Впрочем, дома у меня и нет ничего.

Если это случится, твои действия в первые же минуты — именно в первые, сразу!иначе потом будет поздно. Где бы ни был — хватаешь такси, а лучше левака и летишь в почтовое отделение номер сто пятьдесят. Адрес: Четвертый проезд Подбельского, дом четыре. Там на твое имя будет конверт до востребования, большой, в полный лист. В нем, внутри, пакет. Этот пакет ты должен будешь немедленно передать в ФСБ, прямо в руки — слышишь, только в руки и только лично! — полковнику Макарычеву. Его внутренний телефон — семнадцать-пятьдесят. Приказ понятен?

— А что в этом… пакете?

— Там все. Документы, счета и мое личное письмо на имя зам председателя ФСБ Касьянова.

— Я имею право их прочитать? Генерал Сидорчук задумался, потом глухо сказал.

— Что ж, имеешь. Только у тебя уже не будет времени.

— Но погоди! — воскликнул Евгений. — Погоди, отец! Почему ты не можешь просто сам пойти к этому Макарычеву, встретиться с Касьяновым, зачем… так?..

— Потому что так, и только так! — отрезал отец. — Потому что иначеследствие, трибунал, позор, гибель всем. Вы останетесь ни с чем, а меня все равно уничтожат. Возможно, для верности и вас всех. А так моя внезапная трагическая смерть все спишет, всему подведет черту. Семью не тронут. Вы им будете уже не нужны.

— Слушай, папка, — в отчаянии вскрикнул Евгений, — ну неужели нет спасения?

— Для меня спасения нет! Я знаю, как это у нас делается, — пощады не бывает.

А ты обязан спасти мать и сестру. Я оставляю их на тебя. Клянись, что сделаешь все!

— Клянусь, — тихо сказал Евгений. Огромный пес, угрожающе поглядывая по сторонам, неспешно бежал впереди, натягивая толстую цепь.

— Вот и я на цепи, — после долгого молчания сказал генерал Сидорчук. — Хотел счастья, дурак, а попал на цепь. Ну давай, что ли?

Он достал из кармана плоскую бутылку коньяка, отвинтил пробку, сделал большой глоток и протянул сыну. Вскоре бутылка была пуста. Майор Евгений Сидорчук с силой швырнул ее в стену дома, и она разлетелась на мелкие осколки.

— Жаль, — сказал генерал. — Напрасно. Оставил бы на память…

Время, прошедшее с того морозного утра, сын генерала Сидорчука прожил как во сне.

Его не оставляло ощущение какого-то жуткого морока, как бывает нередко перед пробуждением. Но он знал: нет, не морок. И когда через несколько недель ему на работу, в огромное серое здание Министерства обороны на Фрунзенской набережной, позвонили с Арбатской, он не стал медлить и данную отцу клятву выполнил.

Летя мимо Лефортова по заснеженному берегу замерзшей Яузы в чужом «жигуленке», он успел прочитать все, что было в том пакете, от знака до знака.

И, сразу смекнув, что держит в руках, заскочил по дороге в какую-то фирмочку, снял ксероксы со всех документов и, не раздумывая, отправил их самому себе ценной бандеролью до востребования на главпочтамт города Владимира, куда часто выезжал по делам службы.

Еще через полчаса подлинники документов в запечатанном конверте уже держал в руках полковник Макарычев.

А Евгений Сидорчук, побывав на Арбатской площади в опустевшем кабинете отца, где работала следственная группа Главной военной прокуратуры, вез страшную весть матери и сестре в сопровождении старого отцовского товарища и друга дома генерала Курцевского.

Только клятва, данная отцу, останавливала его в желании сделать то, что он считал нужным. Он молча слушал слова утешения, отвернувшись к окну машины, уже зная имена, пароли и схему всего задуманного тайного предприятия.