Андрей Таманцев - Гонки на выживание

Обе рации, захваченные Пастухом ранним утром, были включены на постоянный прием, но, кроме шипения и потрескивания эфира, из них теперь не раздавалось ни звука — видимо, перешли на запасную волну.

Через час они уже плыли по реке на нижней палубе прогулочного теплохода «Москва‑17».

Для Германа Григорьевича Клокова не составило труда выяснить, что после того драматичного совещания в кабинете генерального конструктора НПО «Апогей», когда Черемисин ушел, хлопнув дверью, удрученный старик скрылся у себя на даче в академическом поселке и сидит там как сыч, прервав все связи с внешним миром.

Клоков поехал к нему сам, без шума и помпы, без большого кортежа, лишь с одной машиной охраны, в неприметной черной «Волге».

Он прихватил с собой только самого близкого помощника — старшего секретаря-референта аппарата Бориса Владимировича Лапичева, чрезвычайно способного тридцатидвухлетнего человека, который давно и прочно связал свою жизнь с делами и тайнами своего грозного шефа.

Водитель вел машину спокойно. Лапичев сидел сзади, рядом с шефом. Они работали вместе давно, почти десять лет. Плечом к плечу прошли через многие тяготы и испытания. Борис показал себя человеком не просто полезным, но действительно преданным и надежным, и Клоков часто советовался с ним по самым тонким, деликатным вопросам и ни разу не пожалел об этом. Лапичев всегда оказывался во всеоружии знаний, всегда находил нетривиальные решения, всегда был умнее и проницательнее врагов своего патрона, и его точные своевременные подсказки сыграли немалую роль в стремительном возвышении Германа Григорьевича.

— На наше счастье, — потягивая тонкую американскую сигарету, говорил Клоков, искоса поглядывая на своего собеседника, — старик мудр, но бесхитростен. Да, этакий мамонт канувших времен… — Классик! — откликнулся Борис. — С ним надо очень тонко, очень бережно… Главное — не пережать.

— Будь спокоен, Боря, или, как говорили наши учтивые предки, будьте благонадежны‑с.

На загородное шоссе спускался вечер, и машин было мало. Вот и знакомый поворот. Сколько раз приходилось Клокову проезжать здесь… За последние годы он перезнакомился едва ли не со всей академической элитой, так или иначе связанной с военно-промышленным комплексом, со всеми ведущими учеными и инженерами, работавшими на оборону.

Вот и знакомый забор и живописно-запущенная дача.

Лапичев вышел из машины, заглянул на участок через прутья забора, потом нажал кнопку звонка.

Вскоре из двери террасы вышла молодая женщина, а за ней протиснулся неуклюжий дряхлый сенбернар, вся былая мощь которого осталась лишь в устрашающем басистом лае. Оба они знали эту женщину — это была дочь вдовца-академика, незамужняя тридцатипятилетняя Наташа, неизменная помощница и хозяйка при гениальном отце.

— Здравствуйте, Борис, — быстро и холодно сказала она. — Напрасно приехали.

Отца нет, я не знаю, где он и когда будет.

— Его нет или не велено принимать? — светская улыбка тронула губы Лапичева.

Помимо быстрого, цепкого ума, природа не обидела его ни ростом, ни статью, ни благородством черт.

— Какая разница? — пожала она плечами. — В конце концов, отец просто старый, уставший человек. Наверное, он заслужил право хотя бы на личную свободу и покой.

Или что-то случилось?

— Случилось… — сказал Борис и показал глазами на автомобиль. — Я привез Германа Григорьевича. Он приехал просто поговорить. Не как член кабинета, а как старый знакомый. После того, что случилось в «Апогее», он просто не решается беспокоить старика. В общем, все в руках ваших… — Ну ладно, сейчас узнаю, — нахмурилась она и ушла, а пес остался у калитки, сердито поглядывая на пришельца.

На крыльце террасы долго никого не было, но, наконец, появился сам Черемисин. И через несколько минут «Волга» въехала на участок и остановилась, обогнув дачу по периметру. Вице-премьеру было решительно ни к чему, чтобы кто-нибудь узнал, что он здесь. А еще через несколько минут они уже сидели с Черемисиным наедине в плетеных соломенных креслах.

— Уговаривать явились… — понимающе кивнул академик.

— Дорогой Андрей Терентьевич, — сказал Клоков, — мне все надоело не меньше, чем вам. И как мне хочется повторить то, что сделали вы, — плюнуть на все и уйти.

Как мы ждали все этой правды, этой свободы. И к чему пришли?

— Вы приехали сообщить мне эти новости? — усмехнулся ученый. — Вы же по табели о рангах то ли пятая, то ли шестая фигура в стране. Так что вы плачетесь, на что сетуете? У вас же все козыри на руках. Говорят, вы имеете на него влияние. Так подсуетитесь, черт возьми, повлияйте!