Владимир Свержин - Танцы на минном поле

— По вашему делу, — усмехнулся Жичигин. — По вашему делу у нас вопросов почти что нет. Я повторяю, — у нас. Конечно, вы все изложите на бумаге: как и где происходила вербовка, сколько вы получили за переданные материалы, опишите, какие задания вам были еще даны… Тут я верю в вашу правдивость, тем более, что, действительно, это в ваших интересах. В принципе, у нас и так вполне достаточно документированных материалов для того, чтобы отдать вас под суд за шпионаж. — Что же вы хотите?

— Я хочу? Честно говоря, — прочувствовано произнес Жичигин, — больше всего я хочу сейчас пойти домой и отоспаться, но это, увы, невозможно.

Я глубоко уважаю вашего отца и мне очень грустно, что приходится беседовать с его сыном в подобных условиях. Если вы до сих пор не поняли, я попытаюсь помочь вам с наименьшими потерями выпутаться из того крайне гнусного положения, в которое вы угодили по собственной глупости. Поверьте, это очень сложно. Единственный выход для вас в этой ситуации, это дать полную и четкую информацию о круге лиц вашего общения с детальной характеристикой каждого из них, особенно это касается тех, с кем вместе вы работали в МИДе. Всех, без исключения.

— Вы хотите, чтобы я стучал? — заметно приуныв, произнес Мухановский.

— Тоже мне, диссидент, борец за идею, — хмыкнул полковник Коновалец, глядя на экран.

— Альберт Федорович, — укоризненно произнес на экране Жичигин, — если вы думаете, что мне из досужего любопытства интересно знать, кто с кем спит и кто о чем разговаривает, то вы глубоко заблуждаетесь. Я поставлен для того, чтобы охранять интересы и безопасность государства, которыми вы, как ни жаль, пренебрегаете. Возможность предупредить преступление, не дать ему состояться, для нас не менее важна, чем умение это преступление раскрыть. Давая нам, информацию вы, вполне может быть, спасете кого-нибудь из своих друзей от неприятностей, постигших вас. Кроме того, это дает возможность мне доложить начальству о вашей готовности сотрудничать с нами. А вы сами понимаете, что это совсем другие отношения. — Майор отхлебнул из стакана, для того, чтобы смочить горло. — В противном случае, как я уже говорил, вы получаете свою верхнюю планку за шпионаж. Плюс к этому, на вас вешают дело о соучастии в теракте, плюс нападение на сотрудников при исполнении, плюс торговля наркотиками, в общем, когда вы выйдете, если, конечно, выйдете, вам в лучшем случае придется просить милостыню где-нибудь в переходе метро. Так что, решайте сами…

Мухановский молчал, но полковника Коновальца не могло обмануть это молчание. В том, что вербовка завершена, можно было не сомневаться, теперь, окутав арест сотрудника МИДа пеленою слухов, можно было спокойно припрятать этот козырь в рукав и использовать при удобном случае.

— Хорошо, — прервал молчание Мухановский, — записывайте.

Появление майора Повитухина прибавило хорошего настроения Коновальцу. Слушая доклад, он улыбался загадочной улыбкой сфинкса, становившейся все более открытой по мере того, как Повитухин, карту за картой, раскладывал перед ним добытые результаты.

— Вот и славно — Геннадий Валерьянович положил руку на ксерокопию письма. — Как там говорил Карабас-Барабас, — еще сто тысяч ведер, и золотой ключик у нас в кармане. Надо будет пришпорить парижскую резидентуру, пусть для разминки раздобудут генеральский адресок, не все ж им в монмартрских кафе официанток вербовать.

— Молодец, Степан Назарович! — кивнул Коновалец. — Я тебе еще одну идейку подброшу, чтоб ты тут не скучал и не расслаблялся. Покрути, посмотри, может, вылезет чего. Давай, как ты умеешь. — Он встал, похлопал майора по плечу.

— Что за идейка?

— Ты слышал, что Жичигин раскручивал по шпионажу некоего Альберта Федоровича Мухановского?

— Это из МИДа, что ли? — задумчиво нахмурился Повитухин. — Что-то такое краем уха слышал вчера в курилке. Его, кажется, взяли на передаче сведений сотруднику американского посольства.

— Верно, — кивнул полковник. — Значит, слышал. А теперь — все внимание на экран.

Он вставил в видеомагнитофон кассету, которую просматривал перед приходом майора и включил ускоренную перемотку. На экране быстро-быстро задвигались фигуры Мухановского и Жичигина.

— Вот здесь, — изрек Коновалец, давая кадрам нормальную скорость.

— … Так вот, у Агиева примерно, с апреля девяносто третьего, был любовник-чеченец. — Старательно объснял Мухановский. — Он для него даже выбил квартиру где-то на Садово-Сухаревской и помог сделать ему документы, что тот беженец из Азербайджана и бывший сотрудник тамошнего МВД.