Джерри Эхерн - Хирургический удар

Французская газета сообщала о прибытии на Кипр военнослужащих сверхсекретных американских сил быстрого реагирования “Дельта Флайт”.

Мухаммед Ибн аль Рака сказал Уорену Карлиссу:

— Оказывается, нас обманывали.

У двери зала он остановился и на мгновение закрыл глаза. Потом раскрыл их и вошел в зал.

Обеденные столы были сдвинуты в сторону. В центре зала теперь содержали заложников. Их заставили сесть. Женщины держали руки на коленях, мужчины — в карманах. Только морские пехотинцы и гражданские, которых подозревали в принадлежности к Службе безопасности, были со связанными на спине руками. Их глаза были завязаны.

Рака обратился к своим “бессмертным” и к заложникам:

— Меня обманули. Оказалось, что все эти репортеры, фотографы и все остальные не те, за кого себя выдают. Мир до сих пор не знает о ситуации, сложившейся в посольстве. Но я сейчас исправлю положение. Мне нужны двое пехотинцев и двое из Службы безопасности. Приведите их к главному входу.

В зале раздался плач, хныканье, стоны. Но он проигнорировал все эти звуки. Стуча каблуками по полу, Рака шел по коридору. На стенах пыльные прямоугольники выделяли места, где висели те портреты, которые оскорбляли его взор.

Он остановился у изуродованного взрывом дверного проема. Несмотря на жаркое солнце, здесь было прохладно. Рака оглянулся. Несколько “бессмертных” вели двух морских пехотинцев и двух гражданских, все еще со связанными руками. Ибрахим охранял вход. С ним была Рива. — Мухаммед, какие-нибудь трудности? — спросил Ибрахим.

— Только кратковременная задержка, — ответил Рака и взял в руку громкоговоритель. — Говорит Мухаммед Ибн аль Рака, руководитель войск “Международного Джихада”, контролирующий посольство Большого Сатаны на земле еврейских оккупантов Палестины. Я узнал, что известие о захвате посольства не было распространено, как мы требовали. Это огорчает меня. Но еще больше это огорчит вас.

Рака повернулся к ближайшему пехотинцу и передал громкоговоритель Ибрахиму. Пехотинцу было лет двадцать, он отличался крепким сложением.

Рака схватил его за воротник и толкнул туда, где когда-то были ступеньки, а затем — вниз, во двор посольства.

Он вытолкнул пехотинца на солнце и сказал:

— Погрейся.

Пехотинец явно хотел заговорить, но молчал в нерешительности.

— Говори свободно. Не бойся, — сказал ему Рака, когда они остановились посреди двора, откуда их могли видеть все собравшиеся у здания посольства.

— Вы не понимаете американский народ. Вы так просто отсюда не уйдете.

— Народ, о котором ты говоришь, рассердится на меня за то, что я сделал?

— Да, это так. Остановитесь. Америка заступится за вас перед израильтянами. Я знаю, что так будет.

— У тебя много веры, но не на то она направлена.

Рака выхватил нож и нанес удар поперек горла молодого пехотинца. Тело упало на асфальт подъездной дорожки, а Рака пошел к зданию.

На верхней ступеньке он взял у Ибрахима громкоговоритель.

— Здесь у двери стоят еще три заложника. Каждый час один из них будет умирать, пока весь мир не узнает об этом событии. Только тогда я смогу считать, что мое требование выполнено. Если же после того, как эти трое будут убиты, вы так и не выполните мои требования, я начну убивать по две женщины-заложницы каждые пятнадцать минут. У вас есть один час.

Скоро здесь будет столько крови, что можно будет утонуть. Фил Донелли работал с видеокамерой. Карлисс подумал, что тот уже похож на труп.

— Давай я возьму камеру, — сказал ему Уорен Карлисс. — Пойди посиди.

Донелли посмотрел на него. От усталости под глазами Фила были темные круги, а кожа посерела.

— Подонок, — прошептал Донелли, когда Карлисс потянулся к камере.

— Проваливай отсюда.

Карлисс предположил, что Донелли внял его совету. Он не пытался вести камерой вслед Донелли, а стал снимать зал в поисках одного лица.

И Уорен увидел его. Это была Хелен Челевски. Он стал снимать ее крупным планом, какой только позволял объектив. Ее глаза были полны слез.

Может она оплакивает его?

Иосиф Гольдман надкусил яблоко.

— Как ты можешь есть? — спросил, его Юрий Марковский.

— Я не спал всю ночь, не завтракал и если сейчас потеряю сознание и буду не в состоянии принять решение, это не вернет к жизни того молодого морского пехотинца.

— В нашем распоряжении сорок пять минут.

Гольдман продолжал есть яблоко.

— Подумай, у нас всего сорок пять минут. Что же делать?