И проснулся он оттого, что не хватало воздуха. Освободился от ее рук — она не проснулась, вылез, заметил на трусах липкие белые потеки. Снял трусы, наслаждаясь холодом, прошелся, выглянул в щели затворенного окна: на дворе снова с угрозой темнел вечер. Тахир вспомнил о словах Марины, подошел к зеркалу.
Первое, что окончательно испугало, это полное исчезновение реденького чубчика, он окончательно стал мужиком с лысиной, сверкающей до темени коричневой лакировкой. Провел пальцами по лысине, пробуя новые ощущения. Волосы на висках стали почти светло-серыми. «Старый сивый мерин», — решил про себя. А лицо, все в старых и новых царапинах, синяках, грязи, — лицо он не сразу признал за свое.
Глубокие морщины разрезали щеки в неожиданных местах, морщинистые карты легли у глаз и у рта. Он действительно мог сойти за старика. Или убийцу в третьесортном боевике, где злодеи не имеют ни благородства, ни величия.
Едва успел нацепить плавки, штаны и рубаху, как вошла Марина, позвала к ужину.
Ели молча. Совещались на равных, кто завтра пойдет вниз. Марина не скрывала, что идти просто боится и сил у нее не хватит. Даже идиотская вылазка к водопаду потребовала сильнейшего напряжения, а кожа очень болезненно реагирует на солнце, не говоря уже о воспаленных глазах, которым и черные очки не помогают.
Тахир смирился с тем, что она остается. Долго и убедительно рассказывал старику, как важно, чтобы тот привез сына. Старик наконец дал согласие.
Марина ушла ночевать в комнату Оли. Старик остался на кухне. Тахир сидел над рюкзаком в гостиной. Разложил рядком боеприпасы. К американской штурмовой винтовке остался один магазин. Он отложил игрушку про запас, тщательно прочистил АКМ, потренировался накручивать заряды на подствольный гранатомет, чтобы все делать в считанные секунды. После чего опять заснул, не вставая с кресла, — умудрился слегка подпалить один сапог, придвинув ноги к пылающему камину.
Утром Евсей долго запасался провизией, залил в термосы бульон и какао, прихватил свою охотничью «ижевку», смастерил на санках крепление для Оли. Ее укутали в огромный кокон, оставив узенькие отверстия для дыхания, — лицо, руки и ноги девушки старик покрыл толстым слоем жира. Сам долго и тщательно ел, кормил с ложки Олю, а когда она пыталась отказаться, матерно обругал, почти насильно впихивая ей в рот куски пищи. На пару с Тахиром привязали ее к саням. Марина ее расцеловала, сама измазавшись в жире. Тахир смотрел на Евсея, — в его возвращении, если придет с Тимуркой, сосредоточился смысл жизни. Провожать не стал, на пороге Евсей махнул им рукавицей и бодро, размашисто побежал по лыжне, почти не толкаясь палками, — на веревке за ним скользили санки.
Тахир долго смотрел им вслед: показалось, что от старика удача ни за что не отвернется. Повернулся к Марине, поправил ремень автомата на плече и предложил:
— Ну, пошли чай пить.
— Я с тобой чай пить не собираюсь! — отчеканила вдруг она, гордо развернулась и зашагала к открытой двери.
Выйдя в восемь утра, лишь к трем часам Евсей залез сам и затащил санки с Ольгой на перевал, в седловину пика Пионера. Не хотелось ему пробиваться к своей турбазе, но до Бутаковки было дальше, — есть ли на ней люди и транспорт — непонятно. А в гараже «Алма-Тау» должен был стоять на приколе его собственный «газик», летом еще Евсей им пользовался.
Наобум спуск к турбазе не начал. Напоил горячей тюрей девушку (набросал сухарей в бульон), поел сам. Прошелся по хребту к точке повыше, чтобы осмотреть турбазу сверху. И сразу различил на спортплощадке две туши военных темно-зеленых вертолетов с венчиками прогибающихся до снега лопастей. На турбазе дежурили военные. Если стоят эти здоровенные машины — значит, их много, готовят что-то серьезное. А «серьезные дела» военных, как уяснил старик в последнее время, всегда плохо переносят глаза и уши посторонних. Стараются нейтрализовать носителей чужих органов зрения и слуха. Он в эти дни не старался вникнуть глубоко в то, путем каких решений и замыслов Тахир с женой оказались на турбазе, а затем и у него под Жингаши. Просто сам был уверен все эти пять лет, что эти двое еще вернутся.
И так же был уверен, что в игре, которую играли неведомые ему «шишки» (в октябре) в горах, — Тахир «пешка», а его баба числится придатком пешки. И они не будут нужны, если удастся кому-то справиться с Черным Альпинистом. И он, Евсей, и эта вот глупенькая и искалеченная Оля тоже заранее записаны в расход.
Читать дальше