Юрий Ищенко - Черный альпинист

— Ну и уезжай со мной, — ответил Пабст.

— Нет, не хочу. Тебе плохо, да?

— Нормально. Не привык я в таких условиях. Спать надо, неизвестно еще, что завтра тебя и меня ждет.

Поспали от силы два часа. Холод разбудил. В стаканах и в тазу на полу плавали густые хлопья льдинок. Марина вскочила первая, ойкая, попыталась разжечь печь, но дров было слишком мало. Попросила принести дров Бориса, он крайне мрачно и неохотно оделся, вышел и вернулся с охапкой поленьев. Кое-как вскипятили воду для чая. Завтракали остатками ужина, молча.

— А ты не можешь меня немного проводить? Показать, куда и как добираться, чтобы к этому Евсею попасть? — робко попросила Марина.

Борис отрицательно помотал головой, раскашлялся. Она рукой потрогала ему лоб (он сморщился, попытался отстраниться) — у него был жар.

— Я дам тебе карты, — он сплюнул в угол комнаты. — Нарисую маршрут. Найдем ледоруб, перчатки, запас пищи, что-нибудь еще. Лучше тебе не идти, сама должна понимать.

— Я пойду. А ты отлежись здесь, в таком виде тоже не сможешь до города доехать…

Она собирала рюкзак, он вышел, даже забыв вооружиться, наружу. Блистало в глубине неба солнце. Турбаза, заваленная по окна первых этажей снегом, стала красивей, никаких следов разрухи и запустения — лишь снегом слепит глаза да передвигаться довольно трудно, то и дело проваливаешься по пояс. Принес, о чем смог вспомнить, для похода Марины. Карта у него была с собой, лежала в тайнике машины.

Иногда встряхивали огромными ветвями тянь-шаньские ели, роняя охапки снега. Шныряли по их верхушкам белки, стрекотала сорока. Он проследил за ее полетом, — длинный черно-белый экземпляр устремился к могиле Гены. Борис покачал головой. Стриг глазами, боясь заметить отпечатки босых ног, но вроде лихо их в эту ночь обходило. Как сказать, а то внутри одна катавасия. Нихт орднунг, я-я. Нихт натурлих, нихт люстих — так бы сказала его мать.

Ну так и пусть катится туда, наверх, в толщи льда, снега, холода и адских созданий, ко всем чертям — шайтанам, как сказал бы Лысый Коршун.

Даже едва обнаружив тропу от турбазы к перевалу и плутая по ней первые несколько часов, Марина еще не догадывалась, насколько опрометчивы ее потуги. Сквозь огромные и пышные ели да сосны снега пробилось мало, идти было достаточно легко, рюкзак пока плеч не оттягивал (весил не больше пяти-семи килограммов). На ответвления тропки, ускользающей прямо на склон пика Пионера или в обратную сторону, в лес над турбазой, она внимания не обращала: походная тропа на перевал была самой избитой и удобной.

А вот когда вышла к границе альпийских лугов, приостановилась для передышки, сняла рюкзак, села на него и присвистнула. Горные травы, высотой ей по пояс, не склонились под снегопадом, а приняли вес на себя. И теперь, чтобы пробиться вперед, надо было или ползти в узком пространстве под пластами свежего легкого снега, или пробиваться, как бульдозер. Угадываемая линия тропы медленно и полого стлалась к верхней границе перевала, она попробовала сойти с тропы и в лоб, напрямик, взять несколько десятков метров до верха — извозилась в снегу, промочила обувь и штаны, несколько раз падала и скользила вниз, беспомощно хватаясь за скользкие обледенелые стебли, — в общем, ничего у нее не вышло. Уже без энтузиазма принялась идти по тропе, врубаясь телом в снег, в колючки затаившихся малины, репейника, барбариса. Шло время, таяли силы, не уменьшалось длиннющее расстояние до затерянной где-то далеко, за отрогами ближних и дальних гор избушки, а она лишь выматывалась и отчаивалась, протаптывая метр за метром. Она наступила на грудь Мурата, мертвого татарина, покоящегося в травах под снегом, но не заметила этого. Вышла на перевал — ветер срывал тут весь снег; лишь скользкие камни, вытоптанная трава, остатки кострищ. Дальше, внизу в долине, на склонах гор и на их вершинах все было белым-бело: сине-зеленые лоскутные пятна лесов и черные зазубренные скалы выбивались из однообразного безмолвия, Свистел ветром воздух, иногда доносился треск и грохот, — и даже можно было заметить, как клубы белесого дыма катились где-нибудь по отвесным спускам. Это спешили сойти лавины. Воздух был наполнен сыростью, остатками былых ароматов и чистым запахом неба и гор.

Она недоуменно повертела в руках карту, кое-как нашла ориентиры маршрута: далее следовало идти по гребню к пику Пионера, спускаться вниз, находить невидимую отсюда речку, по ее берегу идти до конца долины, в котловину ущелья под Жингаши. И где-то там, на границе леса и голого склона, должна была обнаружиться избушка.