Леонид Словин - Пауки

— Я находился в Каширском следственном изоляторе.

— Долго?

Постепенно разговорились.

— Из Каширы меня доставили для следственных действий.

— А где работаешь?

— Частная охрана.

— А при чем железнодорожная милиция?

— Какое-то хищение. Обнаружила, когда вагон был на главных путях… Подозревают, что кража была, когда он находился на подъездных. Рядом с охраняемым объектом… А ты?

— Я тут с утра. Тоже какая-то глупость: хищение импортных сигарет! Чушь! Я готов им купить эти три контейнера, чтобы отвязались. Как у тебя с перспективами?..

— Вроде есть шанс.

Я объяснил про подвешенные на вагонах пломбы, которые профессионалы снимают весьма тонко и так же тонко подвешивают.

—Иногда вагон может пройти тысячи километров, прежде чем обнаружат! От Владивостока до Москвы… — Бывший начальник уголовного розыска железки, я мог рассказать Пастору тысячи историй об этом.

— И что?

— А тут, на наше счастье, пломба вскрывалась. И даже дважды… Им в жизни ничего не доказать!

Пастор заговорил о себе. Я убедился в том, что он тоже боится быть искренним. Первый предложил:

—Может, поспим? Это лучшее, что нам остается…

Утром, во время и после оправки, мы почти не разговаривали. Дежурный наряд сменился. Мы получили по эмалированной кружке чаю, по краюхе хлеба с двумя кусками сахара.

Перед тем как дверь в камеру закрылась, я обратился к одному из ментов, показавшемуся мне более сообразительным:

—Следователь вчера при мне звонил жене насчет передачи. В Каширу ей далеко ездить. Поэтому я без сигарет, без сменки. Она должна была сегодня утром привезти…

Дежурный молча посмотрел на меня. Ничего не сказал. Утро провели молча. Была суббота. Никого из ИВС не вызывали. Неожиданно в камере загремел замок. Тот же дежурный молча взглянул на меня, на пакет, который держал в руках. На пакете была выведена взятая мною фамилия.

—Держите…

Я сел спиной к глазку. Стал перебирать полученное. Несколько парниковых помидоров, огурцы. Головка свежего чеснока. Пирожки. Блок «Кэмел». Все, что я загодя приготовил сам и оставил в кабинете Николаева. Все было намеренно вскрыто, проверено. Каждый пирожок переломан. Я не спешил есть. Первым делом принялся тщательно все проверять. Пастор возвышался надо мной, с любопытством следил за моими манипуляциями. Я был неистощим в поисках весточки с воли, и наконец настойчивость моя увенчалась успехом. В одном из переломанных пирожков с рисом, в самом уголке, лежала записка — скомканный шариком кусочек папиросной бумаги. Крохотными печатными буковками там было рассыпано:

«Следователь сказал, что завтра пойдешь домой, свидетеля твоего никто не видит уже с месяц, еще звонили из страны, надеются, ты сразу приедешь…»

Я продемонстрировал к с и в уПастору. Он прочитал ее очень внимательно. Все у меня внутри замерло. Пастор возвратил мне записку. Он молчал. Чувствовалось, что колеблется. Я лег. Смотрел в потолок. Принесли баланду. Пастор от своей порции отказался. Я последовал его примеру. Обед для ИВС брали в столовой на Москве-Товарной. Готовили там совсем неплохо. Внезапно он решился:

— Если не секрет, о какой стране речь?

— Израиль.

— Я так и подумал. А где именно?

— Маалей Адумим. Под Иерусалимом. У меня даже виза на руках. Приходилось бывать? — Я взглянул на его.

— В Иерусалиме. В Тель-Авиве. В Кейсарии…

Милицию Павелецкого вокзала не могли интересовать зарубежные связи Пастора. Сфера ее интересов простиралась до станции Павелец и еще по Окружной железной дороге…

— Отличные места…

— Думаешь, тебе дадут выехать?

— Я бы не хотел сейчас обсуждать этот вопрос:

Пастор принял решение в ночь на воскресенье. Сразу и бесповоротно. Он не сомневался в том, что само Провидение послало ему меня в камеру.

— Мне надо передать привет моему партнеру…

— В Москве?

— В Иерусалиме.

Я пожал плечами.

— Труд оплачивается.

— Пока я ничего не могу сказать…

— На нет и суда нет. Но если выпустят…

—Я сделаю что смогу. Милиция не будет об этом знать. Это могу гарантировать.

Я и в самом деле не собирался впутывать Николаева в историю противоборства О'Брайена и Камала Салахетдинова. Бумагу мы взяли в туалете, грифель у него был. Мы сели рядом.

—Имя придется запомнить. Отари.

Он говорил об Отари О'Брайене…

— Вот контактный телефон. Говорить только с ним. Тебе дадут его координаты.

— Я понял.

— Надо передать О'Брайену всего несколько слов. «Кассета на вилле у адвоката, в Иерусалиме…» Все!