- Настасья Тимофеевна, здравствуйте! А что, Алины нет дома? Куда она…
- Сашенька, ты! О, Боже! - женщина громко зарыдала не в силах скрыть горе. - Сашенька, беда!
- Что случилось, Настасья Тимофеевна? - Банда вдруг почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри, как холод проник куда-то глубоко-глубоко в грудь, ледяными иглами вонзаясь прямо в сердце.
Он знал еще по Афгану - это было плохое предзнаменование. В таких ситуациях сердце его не обманывало никогда - случалось самое худшее, что только можно было предположить. - Что у вас там произошло?
- Алинушку украли!
- Как? Что вы говорите?
- Украли доченьку!
- А где Толик?
- Искалечили его! - Настасья Тимофеевна кричала в голос, навзрыд, с завываниями, так, как умеют плакать только русские женщины в минуты самого большого горя, и Банда вдруг почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.
- Кто украл? Когда? Где? Настасья Тимофеевна, вы слышите меня?
- Сашенька, спаси ее! Ты ведь любишь ее!
Спаси нашу Алинушку, Христом-богом тебя прошу!..
***
Банда летел по городу, не разбирая дороги, не обращая внимания на окружающие автомобили, на сигналы светофоров и запрещающие знаки. Наверное, если бы он ехал на любой другой машине, эта поездка по улицам Москвы в самое напряженное дневное время стала бы для него последней. Но мощные бамперы и высокая посадка, широкие колеса и объемные крылья "мицубиси-паджеро" внушали окружающим определенную дозу уважения, которая заставляла водителей других машин почтительно уступать ему дорогу, притормаживая на поворотах и освобождая его полосу движения. Странно, но даже ни одного постового гаишника не заинтересовало это ралли по столичным улицам.
"Мицубиси" влетела во двор дома Алины, и Банда пулей взбежал по лестнице на третий этаж, не звоня, а лишь толкнув знакомые двери.
В прихожей, у телефона, сидела Настасья Тимофеевна, и Банда поразился, насколько сдала, насколько постарела она со вчерашнего вечера.
- Сашенька, ты пришел! Ты найдешь ее, правда?
- Что случилось, Настасья Тимофеевна? Вы мне можете рассказать подробнее?
- Они украли ее!
- Кто?
- Звери! Фашисты! Будь они прокляты! Чтоб их земля не носила! Как их только мать родила, чтоб ей пусто стало, гадюке подколодной!..
Это было ужасно. Слушать убитую горем женщину было невозможно, и чтобы не свихнуться самому, Банда напряг все силы. Если только он правильно понял, рассудок ему в сложившихся обстоятельствах еще, ох, как понадобится.
- Настасья Тимофеевна, где Владимир Александрович? Вы слышите? - он легонько потряс за плечи бившуюся в истерике женщину и, дождавшись ее более-менее осознанного взгляда, повторил вопрос:
- Где Владимир Александрович?
Я должен с ним сейчас же поговорить.
- У себя. В кабинете. Заходи, Саша, к нему, к извергу этому. Если бы он тебя вчера не прогнал, ты был бы рядом с ней… Ты бы спас ее от этих гадов… - и она снова зашлась в безудержном плаче.
Банда поспешил в кабинет отца Алины.
Владимир Александрович сидел за своим рабочим столом, одетый в парадный генеральский мундир, и завороженно смотрел на стоявший перед ним на девственно-чистой столешнице телефон. Он будто гипнотизировал его, взглядом заставляя зазвонить.
Разительные перемены заметил Банда и в нем'.
Волосы, которые раньше можно было назвать русыми с проседью, теперь стали совсем седыми. Серый цвет лица и опустившиеся уголки губ, ссутуленные плечи и воспалившиеся глаза свидетельствовали о том, как нелегко сейчас генералу.
- Что вам угодно, молодой человек? - строго и резко спросил он вошедшего, но Банда не был уверен, что Владимир Александрович узнал его. Отец Алины смотрел на парня совершенно отрешенными, невидящими глазами.
- Владимир Александрович, я хочу, чтобы вы рассказали мне, что произошло.
- А, это ты… - и вдруг что-то переменилось в генерале, и он закричал, срывая на Банде всю ярость и ненависть, кипевшие у него в душе:
- Чего ты приперся? Ты что, не понял, что я не хочу тебя больше видеть в своем доме? Вон отсюда, щенок!
- Прекратите! - резко оборвав его, рявкнул в ответ Банда, и крик подействовал: Владимир Александрович вдруг замолчал, удивленно приглядываясь к парню. - Прекратите, пусть истериками занимаются женщины, а мы с вами должны держать себя в руках. Кто ей поможет, если не мы?!
Банда говорил уже спокойно и проникновенно, и Владимир Александрович взял себя в руки, жестом предложив Банде устроиться в кресле напротив.
Читать дальше