над собой усилие, чтобы заставить себя коснуться его. Гермиона подошла и сделала то же самое —
он почувствовал, как ее мокрый рукав прилип к его руке, длинные локоны защекотали его шею. В
этом неровном, пляшущем, тусклом свете Ока он взглянул на ее профиль — бледная мраморная
кожа, пламеневшие от возбуждения щеки, серьезное лицо, словно она нашла решение для
невероятно мудреной задачи по Арифмантике.
— Что это? — его голос сорвался, то ли от сырости, то ли еще от чего.
— Думаю, мы могли бы попробовать открыть его, — произнесла она. — В смысле, я —
Наследница Рэйвенкло, в тебе есть кровь и Гриффиндора, и Слитерина… правда, с нами нет
Джинни… Но, может, у нас хоть какая-то то возможность открыть его — это лучше, чем ничего… В
конце-то концов, нигде же не было сказано, что мы все должны коснуться его одновременно.
Гарри кивнул и положил свою руку поверх ее:
— Алохомора, — произнесли они, ее тихий голос почти утонул в его — и внутри сферы полыхнула
403
вспышка — темно-красный всполох следом за голубым. Гарри почувствовал, как внутри что-то
болезненно напряглось, он замер в ожидании…
Ничего не произошло.
Гермиона разочарованно вздохнула:
— Не получается… — ее ладонь соскользнула, но пальцы еще касались гладкой и сияющей
поверхности Ока. Гарри взглянул на нее — мокрые тяжелые пряди обрамляли лицо, Око бросало
красные тени на прилипшую к ее телу синюю мантию, словно на нее плеснули кровью, и вдруг внутри
у него проснулось какое-то воспоминание, никогда им не испытанное, никогда не прожитое: та же
комната, что и сейчас… залитая кровью женщина в синем, заливаясь безутешным криком, качает на
коленях черноволосого мужчину… Крик Гермионы — и вовсе не ее… Это ее знакомое, любимое лицо
смазалось перед его глазами, когда он, теряя сознание, прислонился к одной с золотых опор… И
снова, второй раз за день, он ощутил стальной клинок, насквозь пронзивший его грудь… убийца
развернул его лицом, опустил на землю и наблюдал с улыбкой за тем, как слабел он, и жизнь
покидала его… и даже склонился и поцеловал кровь на его губах.
Брат. Лучший друг. Враг. Убийца.
— Гарри? — взволнованный голос Гермионы вернул его из далекого странствия. Он прислонился
к стене, все еще блуждая в темном тумане памяти, пока наконец ее маленькие руки не скользнули к
его талии и не отстегнули загрохотавшие по полу ножны — пелена спала с его глаз, словно сдутая
порывом ветра. Лицо Гермионы медленно приобретало отчетливость.
— Все в порядке, — он оттолкнулся от стены, чувствуя, как рубашка липнет к мокрой и потной
спине. — Просто…
— Это Ключ, — беспокойство в ее глазах сменилось сочувствием. — Он создает тебе…
воспоминания.
Увидев его взволнованный взгляд, она поторопилась успокоить его:
— Нет-нет, не постоянно. Только в сновидениях и в определенных ситуациях.
— И в каких же? — спросил Гарри, хотя подозревал, что знает ответ. Он оглядел комнату и снова
взглянул на Гермиону. — Думаю, здесь умер Годрик…
Она качнула головой и притянула его к себе, подняв лицо к его лицу:
— Я знаю… Я чувствую это… Здесь произошло что-то ужасное, что-то душераздирающее.
Он не ответил. Остатки кошмара разорвались внутри него острой болью, в которой слились все
его мучения, опасения, напряжение, постоянный страх за жизнь — свою и тех, кого он любил… Почти
ослепнув, он опустил глаза к ее белому в пульсирующем свете Ока лицу.
— Гарри, я люблю тебя, ты знаешь… И я буду всегда любить тебя.
Он кивнул. Клубок чувств и эмоций в его груди вызывал боль, особенно теперь, когда он смотрел
на нее, в ее темные серьезные глаза с ресничками, до сих пор окаймленными бисеринками влаги. Он
вспомнил их первый поцелуй… они промокли под дождем до нитки… — и горячий удар тоски
пронзил его сердце. Откинув прочь все мысли, он склонился к ней и поцеловал так, как не целовал
уже дни или даже недели — сильно, жадно, словно изголодавшись.
Она ответила ему, ее тонкие руки обхватили его спину, губы распахнулись навстречу его губам, и,
теряя голову, он нырнул с дождевую прохладу ее рта, забыв обо всем, кроме желания быть ближе к
ней… Гермиона закрыла глаза и постаралась отогнать от себя какое-то жуткое чувство,
не отпускавшее ее с первого момента, как она шагнула в эту комнату, — это ощущение
беспричинного, отчаянного беспокойства. Его губы успокоили ее — он рядом, с ним все хорошо… —
Читать дальше