Борис Большаков - Деревенские напевы

2Бот (кóлот) – длинная жердь с чуркой на конце для сбивания кедровых шишек ударом по стволу. Запрещённый вид «добывания» ореха.

Утром ласточки летали

меньше локтя от земли,

ветры ставнями стучали,

пыль дорожную мели.

На закате рыжим светом

солнце спины полных туч

окатило.

Есть примета –

знаешь, если не дремуч!

Скоро дождь польёт цветочки,

без особого труда

до краёв наполнит бочки

с крыш бегущая вода.

Разлетались злые мошки,

знают – время новых луж.

Всходы слабые картошки

ожидают тёплый душ.

Благодать для огорода –

долгожданная пора!

День внешкольного похода.

Приуныла детвора.

Капельки на кончиках волос,

будто бы на травушке росинки.

Дождь наполнил матушкины крынки.

Я не уберёг их, не занёс.

Мама поручила мне бельё

в баню занести, штаны, ветровки.

Так они остались на верёвке.

А над ними туча воду льёт!

Всё забыл, как было раз пятьсот,

замечтался. Звон четверостиший

до сих пор не стал на сердце тише.

До сих пор возносит до высот.

Дождь хулиганил две минуты –

ушёл куда-то лесом.

За ним две тучи – футы-нуты!

Останусь под навесом.

В деревне Павлово – сентябрь.

В гостях цыгане-тучи.

Да их над нами целый табор!

Живут себе певуче!

Вы что, осели, кочевые?

Бегите лучше лесом!

Молчат живые – неживые,

не греют интересом.

Проснулся ветер.

Испугались?!

Бегите, бейтесь лбами!

…и лишь стихи от них остались.

Пойду-ка за грибами.

В таёжной северной глуши,

выздоровление души.

Не искалеченный кедрач –

квалифицированный врач.

Как много радости вокруг!

Бежит куда-то бурундук.

Тетёрка, дятел, мураши.

Вот белка шишку шелушит.

Вот подберёзовик зачах,

чернеют грузди на корчах.

Опята на трухлявом пне

меня обрадуют вдвойне!

Мой накомарник в жгущей мази.

Иду под цвет земли и грязи.

Берёзы, ели, сосны, мхи…

– Айда 3нагуливать стихи!

3Айда – употребляется в значении «пойдём», «начнём».

За неделькою неделька

тает, словно карамелька.

Удивительное дело:

каждый день имеет вкус!

Тает, словно карамелька,

за неделькою неделька.

Мне считать не надоело:

фантик, фантик, фантик плюс…

Раз – конфета, два – конфета…

Вот, глядишь, проходит лето.

Над землёю неслучайно

тучи сделали привал.

Вот коробочка под мышкой:

вкус какой под новой крышкой?

Я не знаю.

Это – тайна.

Я пока не открывал.

Успокоилось лето,

отшумела листва,

но лежит ещё где-то

в огороде ботва.

Уработались руки,

затрещало колено.

Вроде, всё по науке –

не поставили сено!

Дел до Осени масса!

Всё болит голова –

утеплять теплотрассу

да готовить дрова!

Расшатались нервишки,

поседела бородка.

Нет в тайге нынче шишки!

Да с пробоиной лодка…

Захромала корова,

покосился забор,

Да в предбаннике снова

потерялся топор!

Осень лишь для поэта

«золотая пора»…

Нам же: не было лета,

значит, дело – дыра!

А душа убегает,

матерясь в поворотах…

Выходных не бывает

в этих сельских заботах.

Ах, спина, моя спина!

Ах, вы руки, руки, руки!

Тридесятая копна…

Перекошено от муки

загорелое лицо.

Изогнулись коромыслом

вилы, вырвалось словцо,

переполненное смыслом.

Слышу – треснул черенок!

Далеко другие вилы!

Я иду, не чуя ног,

как подобие гориллы:

руки тянутся к траве.

(Я далёк от растаманов!)

В кучерявой голове

два стиха и сто диванов.

Ах, спина, моя спина

на покосе скривлена!

Завершу – нещадно пну

Мы шагаем по болотам,

переходим через гривы

с новым счастьем,

с новым ботом,

с волдырями от крапивы!

По местам родным, богатым

сквозь кусты да бурелом

я бегу за старшим братом

с крепким матом и ведром.

– Ты куда завёл, Сусанин!?

Ногу сломит даже чёрт!

– Здесь тебе – не на диване.

Это наш, таёжный спорт!