Ирина Маркова: Косяки и косячки

Не зря мотаюсь я по свету:
Я Лермонтову долг отдам —
Примчусь на родину к поэту —
С собой возьму – пойду поддам.

Потом добавлю – дух изгнанья
Тотча́с возникнет, воспарит
И об основах мирозданья
Со мною вмиг заговорит.

Приму ещё из чувства долга,
Глядь – тучи демонов снуют,
Я б задержался здесь надолго,
Но жаль, что демоны не пьют…

Вот так ношусь по белу свету —
Долги великим отдаю.
Поэт всегда поймёт поэта —
Беру с собой – и поддаю!

Пока писал – то плакал, то смеялся…,
Но миру ничего не доказал.
Затем спокойно все перечитал…
И со стихами расплевался.

Когда имел в душе настрой
За ручку и бумагу браться,
То на стихи свои порой
Никак не мог он наплеваться.

Но он не понял одного —
Стихи позиций не сдавали
И наплевали на него —
Да так нещадно наплевали!

Я умер снова и опять воскрес…
Духовной жаждой я томился…
И шестисотый Мерседес
На перепутье мне явился…

Я умер снова и воскрес —
Душа поэзией томима,
И шестисотый Мерседес
Возник заместо Серафима.

Но тут внезапно – вот беда —
Тот Мерседес исчез из виду,
И лишь светила мне звезда —
Шестиконечная Давида.

Но шестисотый Мерседес
Далёк от Ветхого Завета,
И потому, видать, исчез
Из жизни бедного поэта.

В который раз поэт воскрес —
Мучительно и многократно —
Но тот заветный Мерседес
Никак не получал обратно.

Он томик Пушкина открыл
И вновь напрасно ждёт чего-то —
То ль Мерседес не шестикрыл,
Толь Серафим не шестисотый!

… Получать доводилось по роже,
И давать приходилось по ней…

Всем ясно – не одно и то же —
Давать иль получать по роже.

Что происходит в жизни этой?
Что с рожей бедного поэта?

Ещё один вопрос кричащий:
Что у поэта с рожей чаще?

Лишь начинает поддавать,
То будет, стало быть, давать,

А лишь сдаёт стихи в печать —
Тут, однозначно, получать!

Хотя его, Сербовелика,
Бьют не по роже, а по лику!

«Юмора недостаёт стихам твоим», —
Говорят еврейские поэты.
«Что с того?», – я отвечаю им, —
«В Библии его и вовсе нету».

Поэт сотрудничал, бывало,
То с Моисеем, то с Ильёй —
Перо шедевры создавало,
Он шёл нелёгкой колеёй,

Нёс томик Ветхого Завета,
Но тут евреи набежали —
Сербовеликого поэта
По всей программе обижали.

Хотели дерзкие евреи
Найти весомую улику,
Чтоб навредить, и поскорее,
Хоть чем-нибудь Сербовелику.

Вниманье обращать негоже
На их угрозы и советы.
Ну чем ещё ответить может
Соавтор Ветхого Завета?

Они хотят призвать к ответу,
А он достойно отвечает,
Что приложить перо к Завету,
Теперь уж к Новому, не чает.

Стал мне чужд родимый департамент,
Где – как Пушкин – вынужден служить…
………………………………………..
… Мне отпустит Милая грехи,
Но! Прошу! – по голове не надо! —
Я же не смогу писать стихи!!!

Из стихов причудливый орнамент
Смог Смирнову голову вскружить —
Ходит он в родимый департамент,
Где, как Пушкин, вынужден служить.

Утром, выйдя из московской «двушки»,
Он ступает твёрдо и легко —
В этот миг он, однозначно, Пушкин:
Ведь тетрадка с ручкой далеко,

Но приснится «чудное мгновенье»,
Схватит он тетрадь, а то – и две,
Милая ж в порыве вдохновенья
Хлопнет пару раз по голове!

Дай ей Бог терпенья и отваги:
Он во всём, как Пушкин, но беда —
Лишь перо потянется к бумаге,
Сходство исчезает навсегда.

Хлопнет дорогая по макушке,
И Смирнов с поэзией на «Вы» —
Мчится в департамент, точно Пушкин,
Выметая дурь из головы.

Вы слышите: грохочут сапоги, —
Идёт-гудёт моя «Жена в законе».
………………………………
Пора! Пора! топиться в минеральных в Одах,
Да на закуску обожраться груш…
В конце концов, я «Муж» или не «Муж»?!
Вот в чём вопрос…