Игорь Иртеньев: Стихи мои, простые с виду…

Мы с нею не были близки
И рядом не летали,
Она разбилась на куски
И прочие детали.

А я, я что, я вдаль побрел,
Ушибленный виною,
Ее тифозный ореол
Оставив за спиною.

За высоким за забором
Гордый рыцарь в замке жил,
Он на все вокруг с прибором
Без разбора положил.

Не кормил казну налогом,
На турнирах не блистал
И однажды перед Богом
Раньше времени предстал.

И промолвил Вседержитель,
Смерив взглядом гордеца:
— С чем явился ты в обитель
Вездесущего отца?

Есть каналы, по которым
До меня дошел сигнал,
Что ты клал на все с прибором.
Отвечает рыцарь: клал!

Клал на ханжеский декорум,
На ублюдочную власть
И ad finem seculorum [1] . До скончания веков (лат.)
Собираюсь дальше класть.

Сохранить рассудок можно
В этой жизни только так,
Бренна плоть, искусство ложно,
Страсть продажна, мир — бардак.

Не привыкший к долгим спорам,
Бог вздохнул: ну что ж, иди,
Хочешь класть на все с прибором,
Что поделаешь, клади.

Отпускаю, дерзкий сыне,
Я тебе гордыни грех,
С чистой совестью отныне
Можешь класть на все и всех.

И на сем визит свой к Богу
Гордый рыцарь завершил
И в обратную дорогу,
Помолившись, поспешил.

И в земной своей юдоли
До седых дожив годов,
Исполнял он Божью волю,
Не жалеючи трудов.

Москве товарищ Каганович
Нанес неслыханный урон,
И за сто лет не восстановишь
То, что разрушил за год он.

Привык он действовать нахрапом,
Колол рукою кирпичи,
Недаром сталинским сатрапом
Его дразнили москвичи.

Давно его истлели кости
В могиле мрачной и сырой,
Гуляет ветер на погосте
Ненастной зимнею порой.

Но раз в году, в глухую полночь,
Нездешней силою влеком,
Встает из гроба Каганович,
Железный сталинский нарком.

Встает буквально раз за разом
Покойный член Политбюро,
И всякий раз подземным лазом
В метро ведет его нутро.

Вот в освещенные просторы
Ступает он из темноты,
К нему привыкли контролеры,
Его не трогают менты.

Ему спуститься помогают.
— Здорово, деда, — говорят.
Его уборщицы шугают
И добродушно матерят.
Глядит вокруг суровый Лазарь,
Волнения не в силах скрыть,
Ведь это он своим приказом
Народ метро заставил рыть.

Кто, как не он, рукой железной
Людские массы в бой ведя,
Осуществил сей план помпезный,
Дабы порадовать вождя.

Глуша коньяк, дрожа от страха,
Тащил свой груз он как ишак,
Не раз ему грозила плаха,
Не раз светил ему вышак.

Кто укорить его посмеет,
Что избежал он топора?
А что он с этого имеет?
Участок два на полтора.

Он, лбом своим пробивший стену,
Согнувший всех в бараний рог,
Дал имя метрополитену,
Но, правда, отчества не смог.

…Вновь погружается в потемки
Наркома черная душа,
Вокруг товарищи потомки
Спешат, подошвами шурша.

Их дома ждет холодный ужин
И коитус, если повезет.
И, на хер никому не нужен,
Нарком на кладбище ползет.

Вечером очень поздно,
Под самый под Новый год
Четыре Деда Мороза
В дальний собрались поход.

Не тратя даром минуты,
Вместе вошли в метро
И там решили маршруты
Выбрать по розе ветров.

— С детства путем караванным
Мечтал пройти я Восток,
Мне снились дальние страны,
Пустынь горячий песок,

Багдада пестрые рынки,
Древний, как мир, Тибет.
Поеду-ка я в Кузьминки, —
Первый промолвил дед.

— Отправился бы с охотой
В Кузьминки я хоть сейчас,
Если б не знал, что кто-то
На Западе нужен из нас.

Так что чиста моя совесть,
У каждого жребий свой —
С такими словами в поезд
До Тушинской сел второй.

— А мы на Север поедем, —
Третий вздохнул тогда. —
К свирепым белым медведям,
В царство вечного льда.

Звезды холодные светят,
Полярная ночь тиха.
Право же стоит за этим
Махнуть на ВДНХ.

Четвертый сказал: — Отлично,
Достался мне, кажется, Юг.
Не знаю, кто как, но лично
Я подустал от вьюг.