Светлана Багдерина - Не ходи, Эссельте, замуж

– Нет, ничего, я не возражаю, – тепло, но несколько сконфуженно улыбнулась королева сиххё. – Я… мы… просто не привыкли к… алкоголю. Вы, люди, кажется, так его называете? Ведь наши пивовары ничего сильнее медового или ягодного сбитня никогда не делали – в Сумрачном мире слишком скудные почвы, чтобы полученное тяжелым трудом зерно тратить на увеселительные напитки.

– Ничего, милочка, – успокаивающе кивнул лысой, как арбуз, головой друид и рука его потянулась к своему недопитому кубку. [91] Не допитому ранее Кирианом, как выяснил Огрин через секунду. Совсем немного. Полглотка. – Здесь вы скоро забудете про свои выселки на краю Вселенной как кошмар.

– Как представлю, что мы могли бы там остаться… – нервно передернула плечами королева, – особенно после того, как увидели не в грезах – наяву наш Аэриу… Врагу не пожелаю.

– А ведь гайнам это, что ни говори, родной мир… – меланхолично проговорил Иванушка, грустно глядя в веселый огонь камина. – А пленные гайны сейчас оказались в положении сиххё, попавших в Сумрачный мир, только хуже. Что с ними теперь будет?

– Эстин сказал, что отправит их по зоопаркам, – с мрачным удовлетворением заявила принцесса.

– Но они же… не животные! Они разумные!

– Разумные так, как они, не поступают, – поучительно промолвил архидруид, строго нахмурив брови. – Ишь, моду взяли – похищать людей… то есть, сиххё… грабить и жечь соседские деревни, завоевывать чужие земли…

– Прямо как мы… – невесело усмехнулся Морхольт.

Присутствующие потупили взоры и пристыжено смолкли на миг.

– Да наплюйте вы на этих монстров! Давайте лучше поговорим о чем-нибудь ст о ящем! Ты еще не пробовала, леди Арнегунд, какой у нас делают сидр… гонят потин… варят портер… настойки настаивают… наливки наливают… – загорелись и никак не желали потухать глаза барда при звуках темы, близкой душе, измученной речной водой.

Лицо Серафимы, подернутое хмурью и пессимизмом, вдруг стало озаряться хитрым светом.

– Послушайте… А ведь это идея! – скорее, своим мыслям, чем Кириановым, удивленно пробормотала она.

– Что? – недоуменно прервал блаженные перечисления менестрель. – Споить всех так, чтобы улад сиххё от гвентянина и эйтна от гайна отличить не мог?

– Приблизительно, – подмигнула ему царевна. – Только наоборот. Мне кажется, нам надо сделать так…

Призыв посетить раненого гвентянского правителя со срочным официальным визитом застал короля Эстина врасплох за подготовкой ко сну.

– Что это еще за ерунда? – недовольно уставился он на вестника из-за вставшего дыбом кружевного ворота застрявшей на шее ночной сорочки.

Слишком коротко по любой моде стриженого иностранного царевича с простодушным лицом, добрыми глазами и каким-то заковыристым, плохо запоминающимся именем, его простой вопрос, кажется, смутил.

– Это не ерунда, ваше величество, – поспешно опустил он глаза. – Это предсмертное желание его величества короля Гвента Конначты.

– Что?.. – хитрые огоньки радости мелькнули в мгновенно прикрывшихся очах эйтнянского монарха. – Конначта умирает? А мне сказали, что его состояние…

– Стало только что очень тяжелым, – быстро проговорил посетитель, стушевался, шмыгнул в оставленную открытой дверь и был таков.

– Хм-м-м… – задумчиво пожевал губами Эстин. – Конначта умирает? Сын тяжело раненый лежит дома? И его дочь остается одна в Эйтне?.. Хм-м-м-м…

Процесс напяливания спального наряда быстро потек в обратном направлении, и через десять минут полный великих и перспективных забот и дум король Эйтна был уже в лазарете.

Славировав между лекарями, безуспешно пытающимися пробиться через плотный круг печальных посетителей, он тут же был затянут внутрь могучей морхольтовой дланью и увидел своими глазами, что старый вояка Конначта действительно был плох.

Относительно румяная еще днем физиономия была покрыта матовой белизной, дыхание стало прерывистым, а сквозь стиснутые зубы то и дело вырывались душераздирающие, волосыдыбомподнимающие, холодныемурашкипоспинепосылающие стоны.

На прикроватном столе лежал старинный бронзовый медальон с опалами и безвкусной цепью – не иначе, семейная реликвия, извлеченная для прощания и передачи последующему поколению.

– Какое несчастье, какой кошмар… – Эстин драматично приложил холодную ладонь к щеке, порозовевшей от открывающихся внешнеполитических перспектив, и участливо закачал головой. – Кто бы мог подумать… во цвете лет… Бедная Эссельте… Что теперь будет…