Цогто Жигмытов - Бабайка

И он показал на… наверное, хижину. Это было правильно, потому что признать в этом сооружении дом с первого взгляда было сложно. Очень самобытное было сооружение. Бревна, камни, обрезки досок, какие-то непонятные предметы – ощущение было такое, что, сооружая этот объект, строители брали то, что попадалось под руку. Это потом я убедился, что к подобной архитектурной школе здесь относятся многие …

В дверях он остановился и приглашающе махнул рукой:

– Заходи.

Господи, насколько всё в этом мире легче, подумал я. Сердце моё забилось чаще, и даже глаз завлажнел – и было от чего. У дальней стены хижины стояла оранжевая копия моего стола.

– Спасибо, – сказал я с чувством. – Спасибо, что привёл меня. Ты, получается, знаком с черепахой?

– С черепахой? – даже дома он всё время двигался: с грохотом выдвинул на середину сундук с плоской крышкой, подвинул к нему пару чурок, достал тарелки, ложки, вынул из болтавшихся у него на ремне ножен нож, воткнул его в крышку сундука, собрал посуду с крышки сундука, поставил всю её – не очень аккуратно – на пол, открыл сундук, достал оттуда различную снедь, закрыл сундук, ловко поддев крышку ногой, при этом сбил нож, кинул всю добытую снедь на сундук, поставил туда же тарелки, ложки, поднял с земляного пола нож и начал крупными кусками нарезать еду.

– Да ладно, неважно, – сказал я, с лёгкой оторопью наблюдая за всеми его перемещениями.

А вообще правильно всё, конечно. Само собой, сундук, не может же он кушать на таком столе.

– Ешь, – сказал он. – Потом отдохнем чуток и побежим.

– Спасибо, – сказал я. – Я… я пойду.

– Как хочешь, – сказал он.

Я подошел к столу, открыл дверцу, заглянул туда – пусто, и полез внутрь.

И сразу же стукнулся головой о заднюю стенку стола.

Не веря себе, я попробовал снова. С тем же результатом.

Вылез назад.

Оранжевокожий туземец с недонесённым до рта куском на кончике ножа смотрел на меня.

– Это что, – поинтересовался он наконец, – гуляешь в стол для аппетиту?

И снова задвигал челюстями.

– Лучше поешь, потом вздремнём немного, – сказал он, отрезая себе кусок. – Тебе тяжковато здесь придется, пока не привыкнешь, так что отдохнем сперва. Я знаю, о чём говорю, я сам нездешний.

Никогда не упускай возможности выспаться и подзаправиться, говаривал прапорщик Лягай. Это я к тому, что вдруг впервые за долгое время мне захотелось есть. К тому же уставшим я был, как чёрт знает кто.

И я присоединился к хозяину.

– Вставай, нам пора!

Что такое? Чёрт, опять это… Я, протирая глаза кулаком, сел на кровати. Впрочем, это не кровать была вовсе, а сундук. Я спал на сундуке, том самом, на котором мы ели.

Туземец стоял голый по пояс, пританцовывая от нетерпения, и смотрел на меня требовательно.

– Сколько можно спать, побежали!

С обнаженным торсом он выглядел ещё внушительней, с такой античной мускулатурой и безобразным шрамом справа – там, где кончаются рёбра. Выглядел шрам так, словно в этом месте была когда-то нешуточная рана, и в этой ране банда неумелых хирургов ковырялась всяк на свой лад.

– Погоди, – сказал я. – Я не хочу бежать куда попало. У меня дело есть.

– Дело? – тут же откликнулся он. – Рассказывай.

– У меня сын пропал.

– И ты из-за этого переживаешь? – он глядел на меня с любопытством.

– Да, – сказал я. – Я из-за этого переживаю.

– Интересно, интересно, – он даже пританцовывать перестал. – Расскажи.

– Его увёл бабайка. Ну, такое создание…, – начал объяснять я, увидев недоумение на лице собеседника. – Похоже на плюшевого медвежонка.

– Плюшевого?

– Ёкалэмэнэ… Это… – я пощелкал пальцами, – такая искусственная ткань…

– Искусственная?

– Стоп, погоди, – я почувствовал, что надо бы взять паузу. И потом, подумалось вдруг мне, плюш-то не обязательно искусственный. Но вслух я об этом говорить не стал. Так я и сам запутаюсь, и его запутаю.

– В общем, так. У меня пропал сын. Я хочу его вернуть. Для этого мне надо найти существо, похожее на игрушечного… на маленького медвежонка в очках. Оно умеет говорить, и с ним должен быть мой сын.

– Очень может быть… может то, что надо, – пробормотал он. Видимо удивление явственно проступило на моём лице, потому что он неожиданно пустился в объяснения.

– Понимаешь… это сложновато объяснить в двух словах. Я… я думаю, что был за что-то наказан. И меня забросили сюда. Без памяти, – тут он неожиданно улыбнулся. – Ничего не помню… только знаю, что должен делать какие-то поступки. Не знаю какие, – он растерянно развёл руками и улыбнулся.