Я схватил небольшой булыжник (оружие пролетариата, вспомнилось совершенно не к месту) и запустил его в ближайшего краснокожего копьеносца.
Навыки старого вэпээмщика*** не подвели – я попал чуть повыше затылка. (***ВПМ – военно-прикладное многоборье). Медно-красные ноги подогнулись, незадачливый черепахоненавистник выронил копьё, упал – сначала на колени, потом обхватил голову руками и уткнулся в песок. Какой-то уголок моего сознания фиксировал, как течёт тёмно-красная кровь меж медно-красных пальцев на красный песок, а сам я уже нёсся судорожными прыжками к лежащему на песке копью. Второй копьеносец повернул голову в мою сторону – всё, что он успел сделать, и я увидел, как расширились его глаза, как плеснулось в его глазах смятение и, бездумно наплевав на валяющееся копьё, с полного бега, как заправский регбист, я врезался в его корпус. Мы упали, я тут же вскочил и бросился назад. Схватил древко двумя руками и развернулся, выставив широкое лезвие вперед. Краснокожий воин тоже успел вскочить и теперь стоял, напружинившись, и смотрел на мой халат.
Пат, подумал я.
Он не нападёт первым, потому что не понимает, с кем имеет дело. Мне же нападать первым попросту глупо. В эти первые три секунды мне везло, но если дело дойдет до схватки, он быстро поймет, что на копьях я полный ноль.
Так мы стояли, выставив копья наизготовку, и между нами лежал, обхватив голову, человек. И тогда мой враг (враг? как легко мы делим людей – наши, не наши) взял копье в левую руку и опустил его почти до самой земли, но не положил его на песок, а так, словно припав к земле, медленными шагами двинулся к раненому товарищу. Я так же медленно сделал несколько шагов назад.
Не отводя взгляда, он помог своему товарищу встать. Закинул его руку себе за голову.
– Неаккуратно, – сказал он. – Очень неаккуратно.
И они пошли прочь.
Черепаха крутанулась волчком, завращалась на ребре – это походило на какой-то кошмарный нижний брейк – и плюхнулась на живот. Тут же высунула голову – не с той стороны, с которой я ждал, посмотрела на меня и проворчала:
– А время идёт, между прочим. И по-прежнему опаздываешь ты, а не я.
Я посмотрел на уходящих краснокожих. Они находились уже на середине склона.
– Они не вернутся, – сказала черепаха.
И я полез в стол.
На этот раз гроб оказался намного короче. Уже через минуту впереди забрезжило круглое отверстие, через которое я вывалился в новый мир.
По глазам ударило ослепительно оранжевым.
– Кто-то пришёл из чрева черепахи!
– Да отойдите вы! Расступитесь!
– Пусть он покажется!
Я вскочил на ноги.
Да, похоже, в этом мире мне будет с кем общаться.
Мир был оранжев, неистово ярок и довольно многолюден. Оранжевое море, оранжевое небо, оранжевая мама, оранжевый верблюд. Без всякого удивления, машинально, я отметил, что халат на мне – по-прежнему белый.
Точнее, грязно-белый.
Несколько человек, надо полагать, они и орали, стояли, глядючи на меня. А все остальные куда-то бежали. В полный мах. Трусцой. Торопливым шагом. Каждый в свою сторону.
Поглядев за спину, я понял, почему туземцы назвали меня пришедшим из чрева черепахи. Для них всё выглядело именно так – я действительно выпал из пасти каменной черепахи. Большой, тёмно-оранжевой, почти багровой черепахи.
– Эй, – сказал я. – Я хочу пить!
Наверное, это будет апельсиновый сок.
Ага, счас.
Я будто из пистолета стартового выстрелил. Все они сразу зашевелились и пошли по своим делам. Точнее, побежали.
Остался один туземец.
Всего один.
Но зато не самый плохой на вид. Ладный, подвижный, с точными движениями, рослый, на полголовы выше, чем я, он с бесцеремонным любопытством рассматривал меня.
Подошёл поближе.
– Это что? – туземец ухватился цепкими пальцами за ворот халата.
– Халат, – ответил я.
– Халат. М-м-м… халат.
– Одежда.
– Одежда. Конечно, одежда. Хорошо, идём.
– Куда?
– Ты мне не веришь?
– Да я тебя даже не знаю!
– Ну да. Ты же меня не знаешь! С чего тебе мне не доверять? Но … как хочешь.
И он припустил куда-то.
М-да, подумалось мне. В этом есть своя логика, не правда ли?
И я припустил за ним.
– Куда мы так несёмся?
– Сначала зайдем ко мне, а там видно будет. – Мой новый знакомый передвигался очень быстро, почти бежал.
– Что видно? – в груди моей уже начало колоть: я с трудом выдерживал предложенный темп.
– Что будет. Никогда ведь не знаешь, что будет, – тело его выражало досаду, что вот так небыстро приходится двигаться, но сам он, похоже, этого не осознавал. – Пришли. Вот мой дом.
Читать дальше